15
И в русском эпосе о богатырстве К. Аксаков отмечал «чувство семьи» как одно из главных условий, «без чего не может быть истинной силы». Об одном из богатырей он пишет: «Итак, Владимир дает ему у себя три места, из которых первое по отечеству, по отцовской чести, а второе по личным заслугам, и, наконец, в-третьих — право сесть где угодно». Для понимания этой исторической «отцовской чести», несомненно, много значил для Константина Сергеевича пример его отца, Сергея Тимофеевича!
Общим делом (лат.).
Так Герцен называл Н. Огарева.
Постановка (фр.).
Мысли Ивана Сергеевича, пристально следившего за происходящим в мире, живо занимал и Новый Свет — Америка. (Кстати, Герцен видел в ней и в России — две главные ведущие силы в будущем человечества.) В аксаковской газете «День» обсуждались «американские вопросы», события, связанные с тогдашней гражданской войной в Америке между Севером и Югом. В январе 1865 года в «Дне» была опубликована статья Ивана Аксакова «Об отсутствии духовного содержания в американской народности». Автор пишет: «Мы сами видели американских джентльменов, очень серьезно и искренно доказывавших, что у негров нет человеческой души и что они только особая порода животных». Таково соседство американской свободы с «бесчеловечностью отношения к людям». И сама война Северных Штатов с Южными — с ее «остервенением, оргией братоубийства» — «как будто необходимо было явить миру, как способны уживаться дикость и свирепство с цивилизацией». Будущее Америки Ивану Аксакову представлялось в довольно мрачном свете: «…этот новый исполин-государство бездушен, — и, основанный на одних материальных основах, погибнет под ударами материализма. Америка держится еще пока тем, что в народностях, ее составляющих, еще живы предания их метрополий, нравственные и религиозные. Когда же предания исчезнут, сформируется действительно американская народность и составится Американское государство, без веры, без нравственных начал и идеалов, или оно падет от разнузданности личного эгоизма и безверия единиц, или сплотится в страшную деспотию Нового Света».
Мрачные мысли об Америке были и у Хомякова. В своей исторической работе «Семирамида» он говорит о «завоевателях, размочивших кровью землю, открытую благородным подвигом Христофора Колумба, и затоптавших в крови крест, принесенный Колумбом».
Русские писатели отмечали бездуховность, царящую в стране материально-технических достижений. Гоголь с сочувствием приводил слова, сказанные Пушкиным: «А что такое Соединенные Штаты? Мертвечина, человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит». Уже в начале XX века Толстой, говоря о том, что «американцы достигли наивысшей степени материального благосостояния», удивлялся духовному уровню своего американского коллеги: «На днях бывший здесь Scot — он американский писатель — не знал лучших писателей своей страны. Это так же, как русскому писателю не знать Гоголя, Пушкина, Тютчева».
В психологическом плане примечательны слова Достоевского о том, что роман должен быть написан на двух-трех действительных переживаниях. Толстой писал: «Мне кажется, что со временем вообще перестанут выдумывать художественные произведения… Писатели, если они будут, будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случалось наблюдать в жизни». Особенно это актуально для нашей современной литературы, если она хочет следовать подлинному своему призванию — быть органом народного самосознания, выражением действительной народной жизни.
Глубоко уважавший своих предков, гордившийся своей древней родословной, Пушкин писал: «Дикость, подлость, невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим. И у нас иной потомок Рюрика более дорожит Звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома, то есть историей Отечества… Конечно, есть достоинства выше знатности рода, именно: достоинство личное, но я видел родословную Суворова, писанную им самим… Имена Минина и Ломоносова вдвоем перевесят, может быть, все наши старинные родословные. Но неужто потомству их смешно было бы гордиться сими именами».
Мудрые слова Пушкина, в которых он поднимается до высот поистине народно-исторического сознания, не могли не быть близкими и семье Аксаковых, чтивших свято имена Минина и Ломоносова. Не случайно и то, что уважение к своей родословной не помешало Ивану Аксакову выступить впоследствии за упразднение дворянства как привилегированного сословия, что вызвало резкую реакцию таких публицистов, как M. H. Катков.
Сами Аксаковы вели свой род от знатного варяга Шимона, племянника короля норвежского Гакона Слепого, прибывшего в Киев в 1027 году с дружиной и построившего в Киево-Печерской лавре церковь Успения Богородицы (где он и погребен). Историей об этом Шимоне открывается знаменитый «Киево-Печерский патерик» — памятник древнерусской литературы XII века.
И не только «патриархальных», как полагают некоторые критики О России конца XVIII века (время действия в «Семейной хронике») академик Е. Тарле писал, что тогдашняя «русская торговля и промышленность были гораздо более развиты, чем в большинстве континентальных держав, и что (кроме Франции) ни одна страна не была столь экономически независима, как именно Россия тех времен».
С. Т. Аксаков, видимо, передал очень характерное вообще для детской психологии. Вот признание известного русского ученого-физика С. И. Вавилова. «Мать любил я всегда глубоко и, помню, мальчиком с ужасом представлял себе, а вдруг мама умрет, что казалось равносильным концу мира».
Здоровое чувство природы роднило Аксакова и художника-пейзажиста такой мощи, как И. И. Шишкин, который называл Сергея Тимофеевича своим любимым писателем.
И не только в России восторженно были встречены «Детские годы Багрова-внука». В архиве народной библиотеки имени Кирилла и Мефодия в Софии (фонд видного болгарского общественного деятеля XIX века Найдена Герова) хранятся письма болгар, свидетельствующие об интересе их авторов к только что вышедшей книге Сергея Тимофеевича.
