В Баня-Луке я встретилась с Милорадом Додиком, вновь ставшим премьер-министром Республики Сербской, сербского образования на территории Боснии. Я напомнила Додику о данных им шесть лет назад обещаниях, которые до сих пор остались невыполненными. Додик во всем обвинил Сербию. Он сказал, что приостановил все выплаты семьям обвиняемых, и дал мне массу новых обещаний. У меня не было никаких оснований ему верить. За 11 лет, прошедших со времени подписания Дейтонского мирного соглашения, Республика Сербская не арестовала ни одного обвиняемого. Власти этой республики полностью выхолостили значение термина «уголовное судопроизводство». Нам пришлось сообщить Додику и министру внутренних дел республики о том, что у трибунала есть определенные подозрения в отношении нового советника министра. Во-первых, он был двоюродным братом одного из разыскиваемых обвиняемых, а во-вторых, его самого подозревали в совершении военных преступлений. Министр внутренних дел присутствовал при этом разговоре. Конечно, он заявил о том, что ничего не знал. Я подозреваю, что никто даже не удосужился обратить внимание на то, что советник и разыскиваемый носили одну и ту же фамилию: Жуплянин.
В Сербии меня ожидали знакомые обещания и заверения. Мы узнали о том, что, даже после самоубийства Милана Бабича и смерти Милошевича, Белград искренне хочет арестовать Младича, поскольку арест беглого генерала открыл бы стране двери Евросоюза. Министры уверяли, что уйдут в отставку, если арест не будет произведен в ближайшее время. Нам рассказывали, что военная и гражданская разведки наконец-то нашли общий язык и теперь трудятся плечом к плечу. Нам сообщили, что Младич более не получает поддержки от Армии. Мы узнали, что, хотя Младича и охраняли некоторые офицеры, но, конечно же, ни командование, ни национальная армия в целом не имеют к этому никакого отношения. Нам рассказали, что сербская военная разведка осуществляет наблюдение за 42 лицами, подозреваемыми в том, что они оказывали помощь Младичу Подтвердились связи Младича с пасечниками в районе Валево и других сербских городов. Мы узнали, что власти выявили 518 квартир в одном лишь Белграде, где мог скрываться генерал, и 192 квартиры из этого списка принадлежали разыскиваемым военным. Нам сообщили, что в январе 2006 года Младич около 12 дней скрывался в коттедже офицера Станко Ристича, близ границы Сербии и Хорватии. В начале февраля 2006 года Младич перебрался в квартиру матери Ристича в городе Сремска Митровица. В настоящее время разведывательные службы требуют от Ристича информации о том, где Младич может находиться в настоящее время. Нам твердили, что он находится в полной изоляции, сам печет для себя хлеб, принимает наркотики, а с семьей общается посредством мобильных телефонов и писем. Мы узнали, что семья Младича передавала ему деньги через другого офицера, Йована Джого. Все члены семьи находились под наблюдением. Сообщили нам и о том, что отставной ныне генерал Ако Томич был «очень опасным человеком», и полиция даже не рисковала допрашивать его.
29 марта 2006 года я встретилась с Коштуницей в здании сербского правительства в центре Белграда. Сербский премьер, всегда довольно вялый и при этом очень упрямый, на этот раз почему-то был необычно энергичен. Он сказал, что разговаривал с Олли Реном и узнал о том, что я беседовала с ним в Брюсселе. Коштуница в очередной раз заявил, что арест Младича будет служить интересам Сербии и трибунала. Он признал, что Младич находится в Сербии. Коштуница подтвердил, что полиция отслеживала его перемещения вплоть до середины февраля, но затем потеряла его след. А потом премьер заметил, что, если переговоры с Евросоюзом затормозятся, «выследить и арестовать Милошевича будет гораздо труднее».
Я весьма скептически отнеслась ко всему услышанному. Мы с моими помощниками не понимали, почему сербские власти выдали всю эту информацию только сейчас, когда я приехала в Белград, и накануне важного решения Евросоюза вместо того, чтобы предоставлять сведения по мере их поступления. Мне нужны были доказательства того, что Белград действительно что-то делает. Я сказала Коштунице, что, по моему мнению, он все еще пытается убедить Младича сдаться добровольно. Коштуница сразу же опроверг мои слова. Он сказал, что возможны оба варианта, и арест, и добровольная сдача, но сначала Младича нужно выследить.
«И сколько на это уйдет времени?» — спросила я. Ответил мне Раде Булатович, руководитель государственного разведывательного агентства Сербии: «Немного… еще несколько недель».
Коштуница без промедления перешел к тому, чего я от него и ожидала: к обещаниям арестовать Младича до конца апреля. Он просил, чтобы я позитивно оценила сотрудничество Сербии с трибуналом, потому что это пойдет на пользу страны. «Успех Сербии станет успехом трибунала», — сказал он. Эта театральная декламация казалась слишком хорошей, чтобы быть правдивой. Но у меня не было никакого выбора. Мне пришлось сказать Коштунице, что я буду ждать до конца апреля.
Я предполагала, что сложность ситуации, в которой оказались Сербия и Черногория, сделает Коштуницу более сговорчивым. Как он и его сторонники могли рисковать будущим процветанием и безопасностью собственных детей ради спасения нескольких стареющих мужчин, которым предъявлялись чудовищные обвинения, в том числе и обвинения в геноциде? Совершив массовые убийства, эти люди превратили свою родину в страну-изгоя, а сербский премьер упрямо отказывался отдать их в руки правосудия. Возвращаясь в Гаагу, я уверенно сказала своим советникам, что Младич уже скоро окажется в наших руках.
31 марта я приехала из Гааги в Брюссель. Олли Рен сообщил мне, что беседовал по телефону с премьером Коштуницей и президентом Борисом Тадичем. Рен сказал им, что, основываясь на данной мной оценке сотрудничества Белграда с трибуналом, он сообщит европейскому парламенту о том, будут ли продолжены переговоры Евросоюза с Государственным союзом Сербии и Черногории.
Я ответила Рену: «Только в прошлом месяце они могли трижды арестовать Младича, но вместо этого предпочли направлять ему сообщения». Я объяснила, что в конце января сербский офицер Станко Ристич, который якобы находился под круглосуточным полицейским наблюдением, на автомобиле доставил Младича из Белграда в безопасное укрытие близ границы Сербии с Хорватией. Теперь же руководство страны не хочет раскрывать местонахождение генерала. Но я чувствовала, что Коштуница испытывает огромное давление. Он сказал, что они потеряли несколько недель из-за смерти Милошевича, и просил дать ему еще несколько недель для ареста Младича.
— Подождем до конца апреля, — сказала я Рену.
