— Тогда удавить его, и делу конец, — предложил Райе.
— Верно, взять да удавить, — повторил Видман. Бедняга американец стоял и смотрел на нас, словно на
стаю волков, готовую его разорвать на части.
Хеллер направился к пленному, но тут громко зашептал Крендл.
— Кагер! Собирай взвод! Мы конвоируем пленного к нам! Они все же решили сами допросить его!
Я с явным недоверием посмотрел на Фрица. Потому не верил ни единому его слову. Мне показалось, что он тоже решил выгородить американца. Подойдя к краю окопа, я взял у него наушники. Не спеша надев их, я попросил штаб подтвердить последнее сообщение.
— Всем выдвинутым вперед саперным взводам немедленно вернуться в тыл и явиться в штаб.
Подтвердив прием, я объяснил бойцам, что, дескать, нужда в ликвидации пленного отпала, потому что нам приказано возвращаться.
Хеллер со Шпенглером, как я мог понять, были даже расстроены, что все так повернулось. И мы отправились в наш тыл. Фидлер с Крендлом конвоировали пленника, а мы с Бомом шествовали впереди. Прибыв в штаб, мы обо всем доложили, и начальство даже похвалило нас за сообразительность. Нам всем, включая пленного, велели выйти и дожидаться снаружи прибытия офицера абвера, которому предстояло допросить американца.
Сначала его охраняли Крендл и Фидлер, потом мы с Бомом сменили их. Американец явно нервничал, бросая на меня взгляды искоса. Я его понимал. Подобное мне пришлось испытать пару лет назад, когда нас с Крендлом отправили к русским на переговоры об обмене пленными.
— Ну и холод, черт возьми, — с улыбкой сказал я, желая хоть как-то приободрить парня.
— Да, холодно, — согласился он. — Черт знает, какой колотун, немец.
На том наша беседа и закончилась.
— Советую рассказать обо всем, о чем тебя спросят, — добавил я, многозначительно кивнув на штабную палатку.
По его взгляду я понял, что он угадал мои намерения успокоить его.
— Пойми, — продолжал давить на него я, — они с тобой не станут рассусоливать, как я. Потребуется, так клещами из тебя все вытянут.
Американец, облизав пересохшие от волнения губы, спросил:
— А что со мной будет?
— Расскажи им все, что тебе известно, тебя отправят в лагерь для военнопленных, там уже полно американцев и англичан. Там не так уж и плохо. Там хоть в тепле будешь, и поесть дадут. Но если будешь упорствовать, тут уж я ничего не гарантирую.
Наши офицеры, в особенности из абвера и гестапо, вели себя очень по-разному. По своему печальному фронтовому опыту я знал, что запираться на допросе этому американцу смысла не имело. Мы уже и без него собрали достаточно сведений о противнике в Арденнах, так что то немное, что было известно капралу, вряд ли что-то меняло.
Подъехал штабной вездеход, из него вышли двое офицеров. Один был из полиции СС, другой из абвера. Едва удостоив взглядом американца, они прошли в штабную палатку. Минуту спустя нам оттуда скомандовали ввести пленного. Американец, потупив взор на мгновение, снова посмотрел на меня и кивнул, видимо, выражая мне благодарность за мои советы. Я в ответ чуть виновато улыбнулся. Мы ввели его в палатку, сдали кому положено, и нам объявили, что, дескать, мы свободны.
— Что ты там ему говорил? — допытывался Бом по пути назад.
— Советовал ему не запираться, — ответил я. Вокруг наблюдалась обычная перед скорым началом атаки суматоха — готовили снаряжение, оружие, технику. Подойдя к палатке полевой кухни, я получил там буханку хлеба и, отломив от нее кусок, стал жевать, время от времени поглядывая на штабную палатку. Я примерно представлял себе исход допроса. Если американец попадет к представителю вермахта, его точно скоро упекут в лагерь. Если же к кому-нибудь из СС или абвера, из него выбьют нужные сведения.
Минут двадцать спустя американец в сопровождении двух офицеров вышел из палатки. Потом офицер СС направился в палатку связи вызывать транспорт. Американец выглядел спокойным, как человек, которого заверили, что с ним ничего не случится. Я почувствовал что-то вроде облегчения, увидев подкативший несколько минут спустя «Опель Блиц» вермахта. Передав пленного конвоирам вермахта, офицеры стали уходить. Я решил подойти к грузовику.
— Куда его отправляют? — спросил я водителя.
— Приказано доставить его в Бонн, в штаб люфтваффе.
Значит, все-таки туда. Меня это успокоило. Обойдя грузовик, я успел увидеть американца, перед тем как солдат вермахта захлопнул и запер дверцу позади.
— Вы там с ним повежливее, — негромко произнес я.
— С какой стати? — равнодушно спросил солдат вермахта.
— А с такой, что я вас об этом прошу, — рявкнул я. Солдат вермахта выпучил глаза на мои руны, будто думая, что я его разыгрываю.
— Ваша фамилия, ефрейтор? — не отставал я. Солдат, испустив тяжкий вздох, назвал мне фамилию.
Видимо, руны на каске убедили его, что я шутить не собираюсь. Ефрейтор заверил меня, что ни единый волос с головы этого янки не упадет, и он будет передан в шталаг. Грузовик уехал, а мне с остальными связистами пришлось срочно сворачивать аппаратуру перед тем, как сняться с места.
К вечеру мы убрались дальше в тыл, по пути нам попались артиллерийские орудия на тягачах. Их перебрасывали к передовой. В составе подразделения мотопехотинцев 2-го полка СС нам предстояло обеспечивать постоянную радиосвязь. Какая-то добрая душа позволила нам залезть на ночь в передвижные радиостанции — мол, вы были в разведпатруле, провели несколько ночей на холоде, вдали от тыла, так что перед наступлением необходимо как следует выспаться в тепле.
Глава 30. Наступление в Арденнах
Мы соединились со 2-м танковым полком СС на западном берегу реки Ур. Нашей первой задачей был прорыв через линию обороны американцев в районе От-Венн и захват города Уффализ с целью овладения жизненно важными перекрестками путей сообщения.
Упомянутый регион От-Венн, вероятно, самый неблагоприятный в географическом отношении в Арденнах. Он представляет собой заболоченную долину, изрезанную бесчисленными речками, со множеством озер. И продвижение тяжелой техники здесь затруднено, в особенности если речь идет о соблюдении графика следования. Поэтому в качестве сил поддержки приходилось рассчитывать в основном на пехоту, продвигавшуюся по редким в этой местности дорогам с гравийным покрытием. На грунтовые же дороги надеяться не приходилось — они бы не выдержали прохода большого числа единиц гусеничной техники.
Ранним утром 16 декабря 1944 года наша артиллерия — полевые орудия, 10,2-см и 8,8-см орудия, минометы, установки реактивных снарядов и шестиствольные минометы — открыла огонь по противнику. Артподготовка заняла около часа, а по завершении ее мы с Крендлом убедились, что все, кто мог находиться в лесном массиве, не имели ни малейших шансов уцелеть. Примерно 20 минут спустя наши артиллеристы вновь около часа обстреливали позиции союзников. Когда орудия утихли, мы, взглянув на небо, услышали странный не то гул, не то рев — у нас над головой неслись «Ме-262» — те самые, ставшие объектом многочисленных слухов истребители со свастикой на хвостовом оперении и крестами на крыльях! Мы стали свидетелями первой воздушной операции с применением реактивных самолетов, по маневренности и скорости не имевших себе равных. Фюрер и верховное командование, наконец, сдержали слово! И вот мы, вдохновленные увиденным и услышанным, воспряли духом. Все-таки не все еще потеряно, может, мы и впрямь выиграем эту войну!
