Ознакомительная версия.
Зато, с другой стороны, мы глядели с Дьяковым на дела свои совершенно различно. Однажды в разговоре со мной о присоединении униат он объявил сам, что «князь Хованский и Шрейдер именно сменены по отношениям к этому предмету и что государь хотел в то же время сменить и Смарагда, а на место его дать Павла из Варшавы» (слова Дьякова). Но со всем тем он сам продолжал действовать по системе Хованского, т. е. каждое требование, каждое отношение архиерея без рассмотрения правильности и нужды спешил удовлетворять беспрекословно.
Например, сторож соборной церкви Витебска, из казенных крестьян, был захвачен корчемным вином надсмотрщиками. Об этом завелось следствие; протоиерей Ремезов жаловался архиерею, что следствие производится без депутата с духовной стороны; тот отнесся к Дьякову, а он потребовал от губернского правления объяснения о нетребовании депутата, прописывая буквально статью закона, где сказано, что когда следствие производится о церковнослужителях, то следует быть при том депутату от духовенства. Губернское правление отвечало с прописанием полных статей из закона, одной, что по делам в выписках из законов не должно никогда сокращать самых статей, а выписывать их вполне, а другой, той же статьи, которой половина только в отношении от Дьякова была включена, и где во второй половине именно поименовано, кого следует считать за церковнослужителей, и где не только сторожей, но даже и старост церковных из светского звания не показано.
В другом случае по распоряжению еще князя Хованского, но по требованию Смарагда отрешен был от должности городской исправник, о котором около двух лет шло уже следствие, что он однажды во время крестного хода в городе по близости оного не снял шапки и что он уже не один раз замечен в пренебрежительном отношении к обрядам православной церкви и своим обхождением подает пример к соблазну. Это дело так странно в своем ходе, что, конечно, любопытно бы было каждому прочесть его вполне. Но здесь приведу несколько заметок. Крестный ход был около присутственных мест, где временно помещалась церковь. Исправник в шапке стоял у ворот своей квартиры; по многой переписке измерялось расстояние – всего около 70 саженей. Этого не довольно; священник показал, что однажды Великим Постом, когда было много причастников, исправник, бывши в церкви, беспрестанно смеялся и разговаривал с посторонними лицами. Исправник оправдывался и показал свидетелей; те под присягой, человек с тридцать, подтвердили его показание; спрошен был священник о выставлении свидетелей с его стороны, он отозвался, что, священнодействуя, он не может развлекаться и не помнит, кто был при этом случае; но подтверждает действительность своего доноса под словом священнического сана.
Это дело Дьяков передал в губернское правление на рассмотрение оного; тут нечего было колебаться, и правление объявило свое мнение: исправника допустить опять к должности и удовлетворив за время нахождения под следствием жалованием. Дьяков опять обратил дело в губернское правление для дополнения оного, ибо священническое показание заслуживало вероятия, а притом, чем занят был столько исправник, что он показал в своих ответах. что он не видел крестного хода? Этот запрос я привожу здесь не шуточно.
Третье дело началось тоже при Хованском и Шрейдере. Лепельский протоиерей Порошинский донес архиерею, что в имении графини Платтер, местечке Ушачи, один крестьянин (весьма зажиточный) по присоединении его из унии не только сам не был ни разу на исповеди, но еще других подстрекает к тому же. По этому доносу наряжено было следствие, несчастный засажен в тюрьму; земская полиция потребовала депутата с духовной стороны. Полоцкая консистория командировала доносителя Порошинского. Дело поступило на рассмотрение в суд; князь Хованский дал предписание требовать и туда депутата; консистория опять назначила Порошинского же. Суд вошел в губернское правление с представлением, а оное снеслось с полоцкой консисторией и просило о перемене депутата. Это все было до меня еще, но ко мне отнесся архиерей еще, прямо жалуясь на пристрастие Лепельского суда, который отвергает отличенного по заслугам священника, и просил меня это дело принять в особенное внимание и рассмотрение, и ежели губернское правление и я не можем сами изменить первого решения, то представить все дело на рассмотрение к высшему начальству. С первого взгляда я видел уже дело ясно, но собственно из уважения к архиерею потребовал подробного дополнительного пояснения от Лепельского суда, с прописанием статей из закона. Смарагд, узнавши это, жаловался Дьякову на замедление, обвиняя гражданское управление в том, что арестант за перепиской содержится более года под стражей. Разумеется, Дьяков предложил немедленно кончить переписку, разъяснить вопрос и дать ему объяснение; предложение было особенно в строгом смысле; по получении отзыва Лепельского суда губернскому правлению не осталось ничего более, как, изложив весь ход дела Дьякову, просить его разрешения; он послал в Сенат и, как после оказалось, даже с обвинением и меня в числе членов губернского правления.
В переписке моей со Смарагдом первоначально я держался формы писем, но после выходки его, о которой говорено уже, стал держаться форменности отношения, титулуя его преосвященством. Однажды в губернском правлении поднесен был мне изготовленный журнал, в котором объяснялось, что полоцкая консистория (заметить должно, что оная обыкновенно писала в губернское правление грубо и всегда ставя свое название выше правления) препровождает в правление прошение одной женщины. За ошибкой в архиерейском титуле (вместо виленского, было написано витебский) требует прошение это возвратить просительнице и взыскать за два листа гербовой бумаги деньги, а далее присовокупляла, что епархиальное начальство не однажды усматривало, что не только частные лица, но даже и некоторые из служащих, желая в посторонних глазах уронить высокое звание начальника паствы, титулуют его несообразно с саном, а потому, препровождая форму, как следует писать титул архиерея, требует рассылки оной по присутственным местам и распубликовании по губернии. В форме титул показан: «его высокопреосвященству высокопреосвященному Смарагду, архиепископу полоцкому и виленскому, и кавалеру». Журнал был изготовлен и подписан уже другими членами в смысле полного удовлетворения этого требования. Так уже привыкли все присутственные места и лица слепо исполнять все, что хотел Смарагд.
Прежде всего я заметил советникам, что в законе в титуле указывают одно только высочайшее имя; далее, что каждое присутственное место неправильно поданное в него прошение просителю должно возвращать прямо от себя, с надписью, а не обременять этим другое присутственное место, и, наконец, я не знаю, почему полоцкий архиепископ имеет право титуловаться высокопреосвященным, ибо это величание принадлежит одному митрополиту.
Ознакомительная версия.
