С молодыми людьми, которых она прочила своим дочерям в женихи, она была тоже мастерица обращаться: так очарует, заколдует, что они и не почувствуют, как предложение сделают. То зовет на вечер, то пригласит к себе в ложу, к обеду, а летом куда-нибудь за город соберется на катанье бол ьшим обществом… Она первая ввела в обыкновение, чтобы на Святой неделе под Новинским (где всегда ездили в каретах) ходить пешком и по балаганам. Приехав в Петербург в 1821 году, я и стала рассказывать про эту новость сестре Вяземской: "Ох, уж мне эта Марья Корсакова, — говорит сестра, — вечно-то выдумает она что-нибудь новенькое, и все-то она хороводы водит".
Думала ли тогда сестра, что ее сын Саша попадет в руки этой Марьи Корсаковой и на ее дочери женится?
По правде сказать, и с той, и с другой стороны партия была подходящая; одно только — что невеста была немного постарше жениха и уж совсем не хозяйка для дома, ни о чем понятия не имела.
Свадьба была 12 февраля. Приглашали и с той, и с другой стороны одних родных и самых близких знакомых; было, однако, людно и парадно.
Готовилась у нас в семье и другая свадьба, но только не было еще ничего решено. Настенька, дочь брата Николая Петровича, нравилась сыну княгини Елизаветы Ростиславовны, князю Александру Сергеевичу, и об этом огласки не делали.
На свадьбе князя Александра Николаевича брат Николай Петрович накинулся на Грушеньку:
— Скажи, пожалуйста, с чего ты распускаешь слухи, что Настенька идет за князя Александра?
— Я этого не знала и потому говорить об этом не могла…
— Ты сказывала Неклюдовой, что Вяземский женится на Корсаковой?
— Говорила, это правда; а на чьей же мы свадьбе? Князь Александр Вяземский женился на Корсаковой.
Но скоро объявили и Настенькину свадьбу.
Настенька была не красавица, но очень мила и авантажна 10 в бальном платье, а так как она была очень худощава, то ее кутали в тюлевый или газовый шарф, и к ней это очень шло.
На свадьбе князя Александра она была очень авантажна, и княгиня Елизавета Вяземская, глядя на нее, говорит Грушеньке: "Удивляюсь я, где это у женихов глаза; посмотри как Нанси мила…"
Она выезжала уже года с два, и много молодых людей около нее увивалось, но ей никто особенно не нравился; она была довольно равнодушного характера и мало обращала внимания на всех своих воздыхателей. Марье Петровне хотелось во что бы то ни стало выдать ее непременно за графа или за князя, и потому на свои балы она только и приглашала сиятельных кавалеров; других она не удостоивала этой чести.
Брат и княгиня Елизавета Вяземская были очень дружны между собой, и обоим желалось, чтоб их дети друг другу понравились. В это время стал около Нанси ухаживать граф Мантейфель, который ей приглянулся, и она к нему было расположилась, но только он не посватался и вскоре потом женился ли, умер ли — не припомню хорошенько. Нанси огорчилась и сказала тогда матери: "Теперь мне все равно, за кого ни выйти; выбирайте, кого хотите, я отказывать не стану".
Этим воспользовались: Вяземский посватался и был принят; венчали 12 апреля. Брат и Вяземская-мать были очень довольны, что женили своих деток, и думали: вот будет благополучие-то. Вышло иначе: и тот и другой могли бы быть счастливы, да только не вместе, имея различные характеры. Вяземский служил в лейб-гусарах, и полк его был или в Царском Селе, или в Гатчине. Несколько времени спустя после свадьбы поехали туда молодые, вскоре собрался и брат с женою: повезли туда своего сына Сашу, который должен был поступить в полк. Он родился в 1816 году, и ему был шестнадцатый год; не очень велик ростом, с приятным личиком и милый мальчик; веселый, живой, ласковый, прекрасного характера, всеми любимый и совершенный еще ребенок: так его держали.
IV
В 1833 году были у нас в родстве то родины да крестины, то похороны, и меня совсем затаскали по этим церемониям: то радуйся и крести, то хорони и плачь.
Год начался с того, что в феврале невестка моя, Варвара Николаевна Корсакова (по себе графиня Маркова), жена брата Михаила Петровича, просватала своего сына Владимира; он брал за себя Анну Николаевну Попову. Ее мать Катерина Терентьевна, соседка брата по Боброву, была урожденная Цвиленева и имела сестру, пожилую девушку Марью Терентьевну. Их мать, очень уже преклонных лет, Александра Ивановна, по фамилии Филисова, родилась и росла по соседству с Бобровом, где отец ее, небогатый дворянин, имел маленькое поместьице; будучи еще молодою девушкой, она знавала мою бабушку Евпраксию Васильевну и зачастую у ней гащивала. Бабушка к ней благоволила и ее ласкала; но только ни ее мать, ни она о парадном крыльце и подумать не смели, а всегда езжали на девичье крыльцо. Внучка ее Анна Николаевна очень понравилась сестре Варваре Николаевне, и она эту свадьбу и сладила. Владимир вышел в отставку ротмистром и жил в Москве. Он был непомерно толст, но лицо имел приятное. Молодая девушка была недурна собою.
На крестинах у моего племянника, князя Александра Николаевича Вяземского, у которого родился сын Николай (февраля 18), мы все родные съехались, в том числе и Варвара Николаевна, и весело попировали вместе; она была здоровехонька. На другой день она приехала вечером ко мне, я показывала ей образчики шелковых материй для платьев, ей один понравился, она взяла его и приколола себе к платью:
— Я такое платье велю себе купить для Владимировой свадьбы, — и уехала от меня превеселая.
Через день мне присылают сказать, что она занемогла; я поехала к ней и нашла ее прихворнувшею, но совсем не в опасном положении, а февраля 25 к утру ее не стало: оказалось сильное воспаление.
Я каждый день к ней ездила и сидела у нее подолгу. Дня за два до кончины она мне говорит:
— Если я, сестра, умру, — прошу тебя, будь Владимиру вместо матери и свадьбу не откладывайте, а тотчас после шести недель и венчайте.
— Э, полно, сестра! — говорю я ей. — Охота это тебе говорить пустяки. .
— Ну, вот помяни мое слово, что я не встану.
И ведь так и вышло.
Отпевали ее у Неопалимой Купины, а схоронили в Даниловом монастыре.
Не прошло месяца, умер мой внучатый брат Николай Александрович Корсаков; похоронили и его в Даниловом монастыре.
Сороковой день по Варваре Николаевне приходился в первых числах апреля, что было на Святой неделе, и потому в понедельник на Фоминой 11 справили сорочины, а в среду положили быть венчанью. Владимир нанял дом Герардовой напротив меня и к Святой туда переехал.
Венчать должны были поутру и мне быть посаженою матерью, а у меня с вечера еще начались такие спазмы в желудке, что я не знаю, могу ли ехать в церковь. Поминутно присылают узнавать о моем здоровье, а я лежу пласт пластом; ну, наконец полегчило, я встала и кое-как могла ехать в церковь. Венчали в домовой церкви Алексея Ивановича Бахметьева в Старой Конюшенной, где венчали и Грушеньку.
