Ознакомительная версия.
Упасака Гао проводил меня до парохода и послал телеграмму в монастырь Цзилэ в Пинанге с просьбой прислать несколько монахов, которые бы встретили меня. Когда судно прибыло к месту назначения, оказалось, что на его борту один из пассажиров умер от какой-то заразной болезни. По этому случаю был поднят желтый флаг, и все путешественники были отправлены в карантин на удаленный холм. Там более тысячи человек находились под открытым небом, под палящим солнцем днем и под дождем ночью. Каждому выдавался дневной пищевой паек, состоявший из небольшой чашки риса и двух сырых плодов моркови. Врач два раза в день приходил проверять их состояние. За семь дней выпустили половину пассажиров. Другая половина покинула карантин на десятый день, так что я остался один на этом холме.
Я был серьезно болен и чувствовал себя несчастным. В конце концов я лишился сил принимать пищу. На восемнадцатый день пришел врач и приказал мне переселиться в пустой дом. Я был рад этому. Я задал домовому смотрителю несколько вопросов. Он поведал, что сам родом из Цюаньчжоу. Потом, вздохнув, сказал: «Это комната смертников. Сюда они переводят тех, кто точно умрет, для вскрытия трупа». Когда я сказал ему, что намеревался посетить монастырь Цзилэ, старик растрогался и сказал: «Я дам вам лекарство». Затем он приготовил чашку настоя шэньцюй, который я принимал два дня и почувствовал себя немного лучше на следующий день. Он сказал: «Когда снова придет врач, как только я кашляну, встаньте и постарайтесь, насколько можете, выглядеть обнадеживающе. Если он даст вам лекарство, не принимайте его».
Как и предупреждал старик, врач действительно пришел и, растворив в воде какой-то порошок, заставил меня проглотить его. Поскольку я не мог отказаться, я с неохотой выпил микстуру. Когда врач ушел, старик всполошился и сказал: «Теперь вам не долго осталось жить. Завтра он придет производить вскрытие. Я дал вам лекарство, надеясь, что Будда защитит вас». На следующее утро, когда пришел старик, я сидел на полу, но не мог ничего видеть, хотя глаза мои были широко открыты. Он помог мне подняться и увидел, что пол был в крови. Он снова принес свое лекарство. Я выпил его. Он переодел меня, вымыл пол и, вздохнув, сказал: «Другого бы на вашем месте после этого лекарства сразу бы на вскрытие отправили, не дожидаясь, пока вы дух испустите. А вам не суждено умереть, видимо, потому, что вас защищает Будда. Когда врач снова придет в девять часов, я кашляну, подавая сигнал, и вы должны будете продемонстрировать, что вы в порядке». Когда врач пришел и увидел, что я жив, он указал на меня пальцем, улыбнулся и ушел. Когда я спросил старика, почему доктор улыбнулся, он ответил: «Потому что вам не суждено умереть». Я сказал ему, что упасака Гао дал мне денег, и попросил его передать часть их врачу, чтобы тот меня выпустил на свободу. Я тут же достал сорок юаней и передал ему и еще двадцать, чтобы отблагодарить его за все, что он для меня сделал. Он сказал: «Я не должен брать у вас деньги. Сегодня дежурит врач-европеец и ничего не получится, а завтра будет дежурить другой врач и можно будет все устроить». В тот вечер он еще раз зашел ко мне и сказал: «Я договорился обо всем с врачом за двадцать четыре юаня. Завтра вас выпустят». Получив подтверждение, я поблагодарил старика.
На следующее утро пришел этот врач, и после его визита прислали лодку, чтобы переправить меня через залив. Старик помог мне сесть в нее, и после того как меня переправили на другой берег, нанятая повозка довезла меня до монастыря Гуанфу, где монах, ответственный за встречу гостей, не обращал на меня внимания целых два часа из-за того, что выглядел я ужасно. Я испытывал смешанное чувство: был опечален и рад одновременно. Рад потому, что только что избежал смерти в руках иностранцев, и опечален потому, что ответственный за прием гостей пренебрегал своими обязанностями. В конце концов появился старый монах, который позже представился старшим монахом по имени Цзюэ-кун. Я сказал ему, что я ученик того-то и зовут меня так-то. После поклона, поскольку я был слишком слаб и не мог подняться, он помог мне и, усадив в кресло, сказал: «Упасака Гао прислал нам телеграмму, уведомляющую о вашем прибытии, но вы ничего не дали о себе знать. Почтенный настоятель и вся община были обеспокоены. Что с вами случилось и почему вы в таком состоянии?» Потом без лишнего шума молодые и пожилые монахи заполнили зал, и атмосфера мгновенно изменилась и стала напоминать радушный домашний очаг. Вскоре появился настоятель Мяо-лянь и сказал: «День за днем мы ждали вестей от вас, и я стал опасаться, что вам угрожает какая-то опасность. Я хотел вернуться в Фуцзянь и продолжить ремонт монастыря Гуйшань, но, узнав, что вы должны приехать, остался здесь и ждал вас». В завершение длительного разговора я сказал: «Это моя вина» и поведал о том, что мне пришлось пережить. Мой рассказ произвел впечатление на старого настоятеля и монахов и они захотели услышать его в подробностях. Я удовлетворил их просьбу, после чего они соединили ладони в знак почтения, и мы все вернулись в монастырь Цзилэ. Старый настоятель убеждал меня в необходимости принять лекарства, но я сказал:
«Поскольку я вернулся домой, все мои ложные мысли исчезли. Я отдохну несколько дней и буду в порядке». Позже, когда он увидел, что я провожу несколько дней подряд в медитации, он предупредил меня: «Климат на юге жаркий и отличается от климата в Китае. Я опасаюсь того, что долгое сидение будет вредным для вашего здоровья». Однако у меня не было ощущения, что что-то не так в моей медитации.
Старый учитель сказал: «Вам следует теперь дать толкование «Лотосовой сутры», дабы здесь воцарилась благоприятная атмосфера. Я возвращаюсь в Китай. Когда закончите толкование этой сутры, не спешите вернуться в провинцию Юнь-нань, а посетите гору Гушань, поскольку там я еще должен кое-что вам сказать».
Проводив старого настоятеля до пристани, я вернулся в монастырь и приступил к толкованию этой сутры. Несколько сот человек стали моими учениками, и буддийские законники из Малакки пригласили меня дать толкование «Сутры Будды медицины» (Бхайшаджьягуру сутра) в монастыре Цинъюнь. Затем я отправился в Куала-Лумпур, где упасаки Е Фую и Хуан Юньфань попросили меня дать толкование «Ланкаватара сутры» в храме Линшань. Во всех городах Малайзии, где давал толкование сутрам, я обретал десятки тысяч последователей.
Той зимой я получил телеграмму от представителей Объединенной буддийской общины провинции Юньнань. В ней говорилось, что правительство собирается ввести налог на монастырское имущество. В то же самое время учитель Цзи-чань из Нинбо и другие прислали мне телеграмму, в которой просили меня вернуться в Китай как можно быстрее для обсуждения этих вопросов. Год был на исходе, и я задержался в Куала-Лумпуре, где встретил Новый год.
Я вернулся в Китай весной. Когда пароход зашел по пути на Тайвань, я посетил монастырь Лунцюань, а когда он прибыл в Японию – несколько монастырей в различных местах. Поскольку Китай и Япония в то время не были в дружеских отношениях, за китайскими монахами внимательно следили, а японским монахам не разрешалось посещать Китай. По этой причине мое желание основать Конфедерацию китайских и японских буддистов не смогло осуществиться.
На третий месяц я достиг Шанхая, где вместе с учителем Цзи-чанем и представителями Буддийской общины направился в Пекин, чтобы представить нашу петицию центральному правительству. Прибыв туда, мы остановились в монастыре Сяньлян, где нас приветствовали лично учителя Фа-ань, который был куратором по делам буддизма, Дао-син из монастыря Лунцюань и Цзюэ-гуан из монастыря Гуаньинь. Там князь Су Шань-ци пригласил меня к себе с просьбой дать буддийские наставления его жене. Князи и высокопоставленные чиновники, мои старые знакомые (со времен Боксерского восстания, когда они в императорской свите убегали на запад), все пришли меня навестить и дать совет относительно того, как должна быть представлена наша петиция. Поскольку буддийские законники были готовы оказать мне помощь, я не столкнулся с какими-либо затруднениями. В ответ на нашу петицию был оглашен следующий имперский указ.
Тридцать второй год правления под девизом Гуан-сюй:
Имперский указ
В вопросах собирания пожертвований уже многократно доводилось до сведения местных властей, что никакие оправдательные ссылки оных на закон недопустимы в случае угнетения бедных. Нам стало известно, что школьные учреждения и фабрики строятся произвольно, без учета насущных нужд провинций и элементарного уважения к буддийской сангхе. Такое положение вещей недопустимо, и потому вводится правило, согласно которому все наместники должны незамедлительно приказать местным властям взять под свою защиту все монастыри, большие и малые, и всю принадлежащую этим монастырям собственность. В связи с этим никакое знатное лицо или чиновник ни под каким предлогом не имеет права вмешиваться в их жизнь, и никаким местным властям не разрешается облагать монастырскую собственность налогом. Исполнение этого указа одобряется как действие, согласующееся с нашей формой правления.
Ознакомительная версия.
