Странничество для Распутина – не самоцель и тем более не средство ухода от жизни, а внесение в нее духовного начала, придание ей высшего смысла через подвижническое служение. Григорий осуждает странников, для которых богомолье стало своего рода профессией, которые избегают труда. Он этого не принимает.
«Странничество, – пишет он, – нужно только по времени – месяцами, а года, чтобы ими многие годы, то я много обошел странноприимен – тут я нашел странников, которые не только годы, а целые века все ходят, ходят, и до того они, бедняжки, доходили, что враг в них посеял ересь – самое главное – осуждение, и такие стали ленивые, нерадивые, из них мало я находил, только из сотни одного, но по стопам Самого Христа. Мы – странники, все плохо можем бороться с врагом. От усталости является зло. Вот по этому поводу и не нужно странничать годами, а если странничать, то нужно иметь крепость и силу на волю и быть глухим, а иногда и немым, то есть смиренным, наипаче простячком. Если это все сохранить, то неисчерпаемый тебе колодезь – источник живой воды. А в настоящее время сохранить этот источник трудненько. Нужда все-таки. Бог не старее и не моложе, только время другое. Страннику нужно причащаться тем более во всяком монастыре, потому что у него большие скорби, всякие нужды. Святые Тайны обрадуют странника, как май месяц свою землю».
Усталый и больной, Григорий доводит себя до такого состояния, что ему в пути начинают являться видения: «Злодей-враг завидовал всему моему доброму делу, то он являлся в виде нищего, а все-таки знатно, что не нищий, а враг в тумане. Я успевал в то время крестным знамением себя осенять, и вдруг исчезал как прах. То мне казал, что деревня еще более как 30 верст, смотришь, из-за леску и вышел на долинку – тут и село. Экой сатана!»
Григорий не лукавит, не обманывает, не стесняется признаваться в своих человеческих слабостях. Порой его охватывают «помыслы нечестивые, усталость неописанная, голод невысказанный, жажда питья неопределенная». Но Григорий понимает, что это искушение. Старается с ним бороться, хотя это дается нелегко. Когда после дальней дороги приходит в село, возникает страстное желание попить и поесть. Но это искушение, и его надо пересилить, пойти в церковь, отстоять службу, а потом уже думать о еде и питье. «Приблизишься к селу, звон раздается, своими прыткими ногами и частой походкой – уже в храм. Вот мне первую мысль враг задает: то стань на паперти, собирай жертвы – дорога далекая, денег много надо, где возьмешь, то помолись, чтобы тебя взяли обедать и накормили послаще. Хвать безумной головой, уже херувимский стих поют, а я еще не был, не предстоял, не соединялся с Господом! Да я не буду больше! Так мне пришлось с этими помыслами бороться целые года».
Самой далекой дорогой Григория в этот период стало паломничество в киевские монастыри. От Покровского до Киева свыше 3000 верст. Какую-то часть этого расстояния он преодолевал на пароходе, иногда подвозили крестьяне на своих телегах, однако основной путь Григорий шел пешком. Вставая рано на рассвете, выходил натощак. Шел от села к селу, от деревни к деревне, от монастыря к монастырю, питался тем, что подавали крестьяне или что в пути зарабатывал поденной работой. Ночевал где придется, куда положат: и в избе, и в сарае, и на сеновале, а бывало, и в чистом поле на кочке: «березонька под боком и зорьку не проспишь».
Восхищение Киевом, и прежде всего Киево-Печерской лаврой, Григорий сохранил на всю жизнь. Когда после многих недель пути открылись перед ним купола киевских святынь, Григорий встал на колени и заплакал.
Вернувшись из странствий, Григорий продолжает заниматься крестьянским трудом, но никогда не забывает о молитве. В конюшне он выкопал себе небольшую пещеру и в течение восьми лет уходил туда между обеднями и заутренями молиться. «Я удалялся туда, и там мне было вкусно, то есть приятно, что в тесном месте не разбегается мысль, нередко и ночи все там проводил».
В начале 1900-х годов Григорий Распутин – совершенно очевидно – духовно зрелый человек, опытный странник, как он сам себя называет.
Полтора десятка лет странствий и духовных поисков превратили его в человека, умудренного опытом, ориентирующегося в человеческой душе, способного дать полезный совет. И это притягивало к нему людей. Сначала небольшое число крестьян из окрестных деревень приходило к нему, позднее слава об опытном страннике расходится и шире. К нему приезжают люди издалека, он всех принимает, устраивает на ночлег, выслушивает и дает советы.
Неграмотный еще в 1897 году крестьянин, Григорий Распутин начинает читать и писать, осваивает Священное Писание так, что знает его почти наизусть, толкует его для всех желающих.
Надо заметить, что в этом общественном положении Григория Распутина пока нет еще ничего необыкновенного. В те годы во многих местах России живут люди, подобные Григорию, умудренные опытом странников и богомольцев, готовые дать духовный совет. Григорий еще не знаком ни с кем из «сильных мира сего», и те, кому он помогает духовным советом, – свои братья-крестьяне или люди из городских низов. Позднее, когда его многочисленные недоброжелатели стали искать в этом периоде жизни Распутина темные пятна, им не удалось их найти и пришлось придумывать заведомую ложь (но об этом в своем месте). Нет ни одного убедительного свидетельства, чтобы в этот отрезок жизни Григорий совершил какой-либо недостойный поступок. Напротив, именно в это время формируется привлекательный образ мудрого крестьянина, духовного учителя, человека, слава о котором достигнет столицы.
Глава 9. Традиции Святой Руси. – Душа – всему мера. – Родина. – Государство. – Царь
Образ жизни и взгляды Григория Распутина не представляли собой ничего необычного. Напротив, они полностью укладывались в традиционное мировоззрение русского народа, воплощенное в понятие «Святая Русь», высокие духовно-нравственные ценности которой открываются для нас сегодня в православной этике добра, любви, нестяжательства, русской иконе и храмовом зодчестве, трудолюбии как добродетели, взаимопомощи и самоуправлении русской общины и артели – в общем, в той структуре бытия, где духовно-нравственные ценности жизни преобладали над материальными, где целью жизни была не вещь, не потребление, а преображение души. Для русского человека, жившего этим мировоззрением, земная жизнь – дорога к Богу и царствию Небесному, в движении к Богу – смысл земного существования. Отсюда и большое значение странничества как движения по этому пути, поиски истины в суете бытия.
Самое большое место в народном сознании занимали представления о душе, стыде, грехе, совести, любви, доброте, справедливости, правде. «Душа – всему мера», – говорили наши предки. «Душа всего дороже». Жить по душе – это значит быть добрым и любить ближнего своего. «Никогда не бойся делать добро и за добро всегда попадешь в честь», – часто говорил Распутин.
«Душа душу знает», «душа с душой беседует, а сердце сердцу весть подает», «мы с ним живем душа в душу», – часто говаривали русские люди.
За добро, за любовь нужно стоять горой, чтобы прожить жизнь по-доброму, по правде, достойно. «Не в силе Бог, а в правде» – эта мысль проходит красной нитью через народное сознание. «Правды не переспоришь». «Правда есть, так правда и будет». «Все минется, одна правда останется» (эту последнюю пословицу Григорий любил повторять).
Но самое главное в духовных представлениях Святой Руси – понимание любви как ядра мироздания, как выражения Самого Бога.
«Где любовь, тут и Бог. Бог – Любовь» – одна из самых распространенных духовных народных пословиц XIX века. «Нет ценности супротив любви, – утверждали наши предки. – Ум истиною просветляется, сердце любовью согревается», «совет и любовь – на том свет стоит», «где любовь, там и совет», «где совестно, там и любовно», «где любовь, там и свет».
И в этом отношении взгляды Григория Распутина идут глубоко в русле народной православной традиции. «Любовь – это такая златница, – пишет Григорий, – что ей никто не может цены описать. Она дороже всего, созданного Самим Господом, чего бы ни было на свете, но только мало ее понимают. Хотя и понимают любовь, но не как златницу чистую. Кто понимает сию златницу любви, то это человек такой премудрый, что самого Соломона научит. Многие – все мы беседуем о любви, но только слыхали о ней, сами же далеко отстоим от любви». «Если любишь, то никого не убьешь – все заповеди покорны любви, в ней великая премудрость, больше, чем в Соломоне».
Любовь – величайшая ценность, но дается она только опытным людям через страдания и испытания. Любовь «пребывает наипаче у опытных людей, а сама по себе она не придет к тому человеку, который человек в покое и живется ему хорошо… У избранников Божиих есть совершенная любовь, можно сходить послушать, будут сказывать не из книги, а из опыта, поэтому любовь не даром достают. Тут-то и мешает враг, всячески старается, как бы человек не захватил любовь, а это ему, врагу, самая есть загвоздка. Ведь любовь – это своего рода миллионщик духовной жизни – даже сметы нет. Вообще любовь живет в изгнанниках, которые пережили все, всяческое, а жалость у всех есть.
