Я понял, куда они гнут, и предложил им несколько пачек. Воровато оглянувшись по сторонам, веркшютцы поспешно спрятали их в карманы, прихватив заодно и по две плитки шоколада.
— Если лагерфюрер отберет у тебя все, мы подбросим тебе зуппе, — милостиво посулил мне один из них. Я поблагодарил его, а сам невольно подумал, что, если бы заключенный отобрал у немца хотя бы одну пачку сигарет, его непременно повесили бы как вора.
Когда мы подошли к лагерю, из ворот выходила колонна узников, которых вели в шахту. Пересчитывал их сам Мерин.
— Хайльгитла! Герр лагерфюрер! Заключенный номер тысяча семьсот двадцать девять, которого завалило в забое, доставлен! — отрапортовал один из веркшютцев.
— А это что? — Мерин кивнул на мои оттопыренные карманы и пакеты в руках.
— Это англичане, герр лагерфюрер. Нам неудобно было перечить. Все-таки англичане…
— Англичане… алее шайзе… — буркнул себе под нос Мерин, а потом гаркнул: — Марш за мной!
В кабинете Фаст потребовал, чтобы я все выложил на стол. После чего выбрал самый маленький пакетик с бутербродами, ткнул его мне и приказал:
— А теперь — марш! Вон!
Веркшютцы сдержали слово и во время раздачи баланды дали мне добавочную миску пойла. Более того, они доверительно сообщили, что в связи с субботой лагерфюрера не будет на вечернем аппеле и я смогу поспать.
Я сразу же пошел в барак, забрался на нары и заснул мертвецким сном.
Весь последующий день меня трясло как в лихорадке. Я окончательно решил бежать, не откладывая. Но теперь это зависело от многих неизвестных: а вдруг Стасика переведут в другую смену? А что если нашу бригаду расформируют и меня пошлют на другой горизонт, в другую лаву?
На утреннем аппеле я ни жив ни мертв стоял среди тех, кто должен был идти в первую смену. Мой номер не вызвали. Я с облегчением вздохнул. Однако волнения на этом не кончились. А что, если Стасика перевели в третью смену? Можно было сойти с ума от этих мыслей! После обеда выстроили вторую смену. В ней оказался и я. Возле клети штейгеры начали разбирать своих заключенных. Неожиданно меня кто-то подтолкнул:
— А ну шевелись, сонная тетеря, доннер веттер!
Я чуть не закричал от радости. Это был Стасик. Когда клеть остановилась и из нее высыпали шахтеры и начали растекаться в разные стороны, мы отошли немного, остановились и обнялись, словно после долгой разлуки. От огромного нервного напряжения я весь дрожал.
— Владек, успокойся, — ободрял меня Стась. — Мы живы и снова вместе. Сегодня же уйдем отсюда навсегда, успокойся, малыш!
Вот и наш штрек. Его уже не узнать. Он расчищен от обвала, поставлено новое крепление. Три предыдущие смены углубили выработку. В новом забое мы застали бринтмастера и бригаду крепильщиков.
— Хайль Гитлер! — неожиданно приветствовал Стасик немцев.
Те с удивлением поглядели на поляка и не ответили.
— С каких это пор поляки начали так почитать фюрера? — язвительно спросил один из шахтеров.
— Да будет вам известно, камрады, — ничуть не смутился Стась, — что я не поляк, а фольксдойче. Сегодня получил документы. Наконец-то справедливость восторжествовала!
— Выходит, теперь ты будешь замещать Нагеля?
— Конечно. Завтра мне дадут еще двух русских, и я возглавлю бригаду.
Стась мастерски копировал Нагеля. Даже на меня покрикивал точно так же. Поставив крепления, немцы перешли в другой забой, а мы со Стасем взялись за работу. Он был очень возбужден, шутил, заражая своим настроением и меня.
— Представляешь, как завтра явятся эти болваны, а новоиспеченного штейгера фольксдойче пана Станислава Бжозовского и его доблестной бригады в лице пана Владека и след простыл. Вот диковина будет! Хотел бы я увидеть их рожи, — не унимался Стасик.
— А из тебя мог бы получиться неплохой актер, — сказал я, любуясь своим другом.
— Актер — пустое дело, — серьезно ответил Стась. — Вместо того чтобы паясничать в этой дыре перед ослами, лучше бы нам с тобой пускать под откос фашистские эшелоны, взрывать мосты. Вот то, настоящее дело! Ты готов к этому?
— Я ко всему готов. Если нужно будет, и к смерти.
— Помирать не торопись. Мы еще повоюем, еще не одному арийцу свернем шею. Я купил две финки. Это уже оружие. С ними мы раздобудем карабины или автоматы. Тогда начнем настоящую борьбу. И еще запомни, — продолжал Стась. — Дело, на которое мы идем, требует мужества. Бывает так: человек решился на отчаянный шаг, но в критический момент может спасовать. Тогда конец. Понимаешь, о чем я говорю?
— Все понимаю и клянусь свободой: не подведу тебя ни в чем!
Обнявшись, мы поклялись друг другу в верности. Я понимал, что это делалось не из любви к романтике. Ведь мы решились на отчаянное дело, где ставкой была жизнь.
За работой и разговорами прошло несколько часов. Стась предложил перекусить. После обеда он настоял, чтобы мы по очереди немного поспали.
— Нужно набрать сил на дорогу. Засни ты первый, — сказал он, — а я покараулю.
События последних дней так измотали нас, что Стась и сам не заметил, как прикорнул возле меня. Проснулся я от удара по спине. Как ужаленный вскакиваю и первое, что вижу, ослепительный свет аккумуляторной лампы, а в нем прямо перед собой студенистую, как желе, искривленную яростью физиономию обер-инженера Гоппе. Он задыхался от злобы, обрушивая на меня удар за ударом. Не успел я крикнуть «Стась!», как разъяренный Гоппе набросился и на сонного поляка. Все дальнейшее произошло мгновенно. Вскочив, Стась вырвал из рук обер-инженера палку, переломил ее о колено и шагнул на Хромого. Перепуганный Гоппе попятился, дрожащая его рука полезла в карман.
— Берегись! — крикнул я Стасю. И в ту же секунду в руке Хромого блеснула сталь пистолета.
Стасик что-то крикнул, схватил кайло и ударил им по голове обер-инженера. Уронив браунинг и лампу, Гоппе беззвучно рухнул на груду угля, прямо к моим ногам. Рука, только что державшая оружие, дернулась в последней конвульсии. Сухие крючковатые пальцы, украшенные дорогими перстнями, словно когти хищника царапнули уголь и замерли.
По спине поползли мурашки, лоб взмок от пота. Нас обоих ждала виселица. Страх парализовал меня. Я не знал, что делать. Понимал только одно: нельзя терять ни секунды. Первым пришел в себя Стасик. Он поднял пистолет, сдул с него угольную пыль, вынул обойму, деловито проверил патроны. Внешне Стась выглядел спокойно, но я заметил, как у него дрожали пальцы.
— Ну что ж, — сказал он, пряча браунинг в карман, — немного не по плану, но начало все же положено: одним гадом стало меньше.
