Ознакомительная версия.
Здравствуйте, Елена Васильевна!
Я извиняюсь за свой поспешный отъезд, но товарищи-шофёры меня ждали дотемна. И было бы очень неудобно отказаться от их услуг. Доехала кое-как. Пришлось сутки быть в дороге, ночевали в пути. Как видите, я даже наказана.
Елена Васильевна! Я хочу продолжить наш разговор, вернее, мой вопрос, который меня серьёзно волнует. Я имею в виду последнее напутственное слово нашего Николая Васильевича, а именно обвинение в неженственности многих наших девочек. Я настолько занята этой «проблемой», что отказалась от своей давнишней мечты взять отрывок из «Бесприданницы». Лариса – это идеал поэзии, грации, изящества, а я? Придётся ещё поработать над собой. А вот как работать и над чем, я не знаю. Помогите мне, пожалуйста, Елена Васильевна. Еоворят, что это врождённое качество, иногда я совсем теряюсь, потому что я выросла в отнюдь не утончённой среде. Свой совхоз я люблю, но это уже другая сторона. Елена Васильевна, может, Вам и неловко, но я всё пойму и ни на что не обижусь.
Отдыхаю хорошо. В совхозе все довольны мной, и все желают мне дальнейших успехов. Рады, что я у места наконец-то.
До свидания,
Валя
03.02.55
На втором курсе мы начали делать отрывки. Варвара Алексеевна дала мне отрывок из «Бесприданницы». Я играла Ларису, но роль у меня не получалась, я была какая-то деревянная. Руки, ноги – как неживые. И ничего у меня не выходило. Это была неудача…
Второй курс ГИТИСа
У нас были отрывки, которые делали педагоги, а были ещё отрывки, которые мы готовили сами. И тут почему-то, не знаю, кто посоветовал, но мы взяли «Офицер флота» Крона. Какой-то отрывок про ребёнка с этим офицером флота. Я предложила Вадиму Бероеву вместе репетировать. Скажу честно: конечно, я немножко тайно в него была влюблена, это понятно, поэтому всё было здорово. Мы репетировали, репетировали, и потом, когда однажды пришёл Володя Шурупов, мы ему сыграли, ему понравилось: «Ребята, очень хорошо». Я согласилась: «Да, конечно, хорошо. Но есть один пробел». Когда Володя ушёл, я сказала: «Вадик, всё у нас хорошо, но у тебя нет чувства отцовства. На Арбате есть родильный дом имени Грауэрмана. Давай пойдём туда. Я сяду на скамейке напротив, а ты сходи и посмотри на чувства отцов». Он мне поверил, очень серьёзно это воспринял и пошёл туда, в роддом.
Долго он был там. Наконец пришёл и сел на скамейку рядом со мной. Я спросила: «Ты видел чувства отцовства?» – «Да». Наверное, он что-то увидел, понял и взял. Потом мы показали этот отрывок, он был самый лучший на экзамене второго курса. Вообще с пятёрками у меня было нормально. За весь курс обучения я схватила всего одну четвёрку – по ИЗО. Я всё вызубривала, упрямо зубрила эту живопись. Картин я не видела, альбомов с репродукциями у меня не было – приходилось долбить. Педагог закрывал имя художника, попробуй точно определить, чьей кисти работа! Помню, мне досталась Венера с зеркалом. Есть «Венера с зеркалом» Ватто, а есть Тициана. Педагог спросил: «Кто это?» – и я ответила: «Тициан!» Перепутала с Ватто. Мне было всё равно: Тициан или Ватто. Конечно, это называется «дремучий лес с изобразительным искусством»… Педагог пришёл в ужас и поставил четвёрку.
Иногда мне фантастически везло. Мы сдавали экзамен по зарубежной литературе. Перед смертью не надышишься, но я в последние секунды проглатывала страницы из учебника. И мне попалась на глаза какая-то довольно замысловатая фраза про Стендаля. Я её, конечно, запомнила. Тащу билет – Стендаль! И у меня с языка слетает та самая фраза. Преподаватель говорит: «Достаточно! Очень хорошо! Пять!» Сталинская стипендия была спасена!
Когда я стала студенткой ГИТИСа, сначала жить приходилось буквально впроголодь. Надо было как-то дотянуть до первой стипендии. Конечно, мама меня поддерживала как могла. Ее зарплата была 400 рублей – убийственно мало денег, и посылала мне чуть ли не половину. Как она сводила концы с концами? Это был ужас, нищета страшная.
Когда мы, пять девочек, выходили из института, то всегда заглядывали в магазин на Никитской, где продавались бутерброды. Мы брали только по одному, потому что на большее не хватало денег. Это был весь наш ужин. А завтракали и обедали мы в ГИТИСе. Чувство голода буквально преследовало. И когда я приходила в комнату, тихонько начинала открывать все шкафчики и искать там неизвестно что… И Юля Косарева исторгала вопль: «Что ты там шаришься?! Ты же знаешь, что там ничего нет!» Шкафчики были пустые. Самое ужасное, что я это прекрасно знала, но подсознательно надеялась наткнуться на еду.
Этюд «Офицер флота». Бероев и я
Я помню, как однажды выстирала и повесила своё полотенце на кухне, и оно исчезло. Полотенце у меня было одно, его дала мне мама. Я так рыдала из-за этого полотенца! И не важно, что негде было купить новое, и не важно, что не было денег, – важно, что мама дала мне полотенце, а я его так опрометчиво повесила, и его кто-то стибрил. У меня была одна юбка и одна кофта, одно пальто – всё было по одному.
Зубрила я изо всех сил, потому что мне нужна была стипендия. И на первом курсе я стала сталинским стипендиатом. Это было 780 рублей, очень большие деньги. Помню, ветчина стоила 3 рубля. И я получала стипендию все оставшиеся три года. Я была богаче всех. Голод закончился. И девчонки получали стипендию где-то рублей 200, а я – 780. Когда я пришла в театр, моя зарплата была 690 рублей.
Но шпаргалила я в институте просто неприлично. Я знала, что надо эти 780 рублей получить, и вела себя беззастенчиво. Шпаргалки были на верёвочках, на чулках… Часто сидела на экзамене до последнего, чтобы успеть переписать домашние заготовки. И однажды мне преподаватель сказал: «Шуршите?..» – «Да». – «Сделайте так, чтобы не шуршало». Это было потому, что мне требовалась эта пятёрка.
А потом Борис Никифорович Докутович поставил на нашем курсе выпускной спектакль «Цимбелин» Шекспира. Я играла королевскую дочь – принцессу Имоджену, у которой была любовь с героем по имени Постум (Вадим Бероев), – это всё, что запомнилось в дипломном спектакле. Шекспировский текст достаточно труден, написан высоким ямбом, но спектакль получился темпераментным, ярким, сильным.
Ещё я играла в спектакле «Таланты и поклонники». Мне досталась роль прислуги Домны Пантелеевны. Моя героиня приходит на вокзал, вся в узлах и баулах. Я начинала считать эти узлы, зал взрывался хохотом и аплодисментами.
Вот такие разные роли: одна – шекспировская героиня, принцесса, а другая – прислуга, которая пересчитывала тюки…
Ознакомительная версия.
