Совсем штурман обалдел…Где он там?
— Штурман! На правое крыло!
Выскочил. Ну — ну. Пусть посмотрит. Какие еще градусы вправо, и так почти по берегу идем.
— Товарищ командир! Прощу пять градусов влево по компасу!
От урод. Наопределялся там в штурманской рубке.
Все правильно. Ветер — слева и еще левая молотит — снос. Да в общем пусть докладывает. Ага… Стал на ГКП выглядывать, посматривать глазом на обстановку. Хоть не все время кверху задницей в карте торчит…Вот Борода — это был штурман… А этот… да ладно, что бог дал. Да и на боевой проблем не было…А тут растерялся мал — мала…А вот рекомендации его сейчас не торопясь, не торопясь принимать.
Опять заряд……Ну, сука!..……Прошел…
Как там офицеры на пеленгаторах, на крыльях моста?……Н да-а-а…
— Чекран! Офицерам на пеленгаторы — чаю горячего!
Сигареты кончились… Вроде две пачки было…
— Чекран — в каюту ко мне, со стола две пачки сигарет!
Слава богу — рулевой толковый. Грек. На счастье отбил его у особистов — не хотели пускать на боевую, мол к родственникам в Грецию сбежит. Не сбежал… А друга его не смог отбить. Так и не ходит в море. А с этим за семь месяцев с полуслова понимаем друг друга…За семь с половиной…Твою мать! Семь с половиной… Жена писала, сын совсем от рук отбился. Трудно ей, растет пацан…
— Товарищ командир, время поворота вправо на курс……
Приплыли, Галатасарай.
— Руль право десять!
Не мало?…Нет, не мало…покатились… Заряд!!
— На «Доне» сброс высокого!
— Штурман, секундомер, время!
Свой на «Океане» — тоже…
— Блядь! Локацию в строй! Убью!
Сколько идти…так…три узла…две с половиной минуты — при восьми…полторы минуты — на реакцию парохода…снег проклятый!!..снос вправо…
— Руль лево десять!
— Товарищ командир, рано!
— Выполнять!
Так…три минуты прошло…при трех узлах надо пять…встречных не было…
— Руль лево пятнадцать!
— Рано!
— Лево пятнадцать!
…четыре минуты…Зашевелился пароход…
— Лево двадцать!
Покатились…На правое крыло…Там вешка на трехметровой изобате…Прошел заряд…Нормально…почти…вот она, вешка, в десяти метрах от борта…УХ……
— «Дон» в строю!
— Уроды!
Ладно… Теперь легче…теперь все в порядке…почти…что там в машине?
— Машина — ГКП! Что там у вас?
— Лопнул приводной вал масляного насоса!
— Ну, б…! Заменяйте!
— Нет в ЗИПе!
— Варите!
Та-а-а-ак…кто у нас хорошо варит?..Да…
— Мичману Гашеву прибыть в мехмастерскую!
— Машина!
— Есть!
— Сварите — меня позовете. Сам проверю!
Вот, теперь почти все время прямо…Умурьери…Вздохнуть можно…
— Товарищ командир! Подходим к разрешенному месту якорной стоянки!
— Есть! Идем дальше. Время до поворота?
— …минут!
— Есть!
Гляди, небо светлеть стало… Что меня в этот раз так мордой возит по асфальту… Устал…
Встречные пошли…Значит кончились безобразия…
Тоже мне, денджер, денджер…прошли, твою мать…не говори гоп…на выходе сейчас наверное…Ух, нихера себе…что это за чудо?
— Бугель, это платформа, исполни семьдесят один.
— Пошел.
Это он меня на семьдесят первый канал по международной радиостанции зовет. Что — то голос знакомый…Кто бы это мог быть?… Бугель — общий позывной военных в Босфоре…вот, семьдесят первый..
— Бугель, это платформа, как у вас?
— В норме.
— Это твой Курган — два, как понял?
Замкомбриг. Что его на эту штуку занесло?… Катамаран, два корпуса, вышка буровая…
— Понял, узнал…
— Чего ты полез, турки же пролив закрыли. Ты один и шел!
— Извещения не было, вот и пошел.
— Ну ладно, не лихачь там!
— Есть!
Лихачь!..Тут ползешь как вошь беременная…
— Товарищ командир, время поворота!
— Есть!
……выползаем…Нда-а-а-а…Маланьина свадьба…А мы полегонечку, правее, и пойдем, пойдем. Даже если в турецкий полигон влезем — да пошли они на хер. Им сейчас не до контроля, кто там в полигон лезет…они сейчас всю эту толпу в Босфор с двух концов загоняют, по порядку номеров…
— Боевая готовность номер два!
— Товарищ командир, боевая готовность номер два установлена!
— Старпом, рули. Я — в машину.
…………
Потом он спустился в машину и долго смотрел на черный кусок металла, длиной сантиметров пятнадцать, сломанный почти посередине…
И ждал, когда его сварят.
И сам, вспомнив, как работал на заводе контролером ОТК, проверял биение, зажав вал в токарный станок, и заставлял переваривать, пока биение стало почти незаметным…
А потом поднялся в свою каюту, и увидел там накрытый стол, две бутылки югославского бренди — и командира ремонтирующейся в Югославии лодки, которого вез в отпуск…
А потом они пили бренди, болтали, и командир лодки сказал:
— Да…Еще один такой проход — и яйца можно сдавать в утиль за ненадобностью…
Они посмеялись, и выпили еще…
А потом доложили, что машина введена в строй…
А потом, всю ночь до Севастополя, пока старпом был на мостике, он не мог уснуть, он все считал время, поворачивал, вспоминал, что командовал и говорил… и прокручивал, прокручивал этот проход в голове бессчетное количество раз…
…………………
А потом, в Севастополе, жена — вдруг погладила его по вискам и сказала:
— Ты поседел…
Довелось мне тут побывать на праздновании трехсотлетия Кронштадта..
Конечно, не как официально приглашенное лицо, а так, шпаком гражданским походил значит по городу, вспоминая места «боевой славы» лейтенантской, поностальгировал. Между прочим и корабли посетил, открытые для посещения гражданской публики. Исплевался. Такое состояние кораблей, что кажется, экипажей на них и в помине полчаса назад не было, и приборку элементарную там не делали неизвестно сколько.
Вот и вспомнилось…Кронштадт…Боцман…
Уж сколько анекдотов про рассеянных ученых рассказывают — не перечесть.
Вот Вооруженные Силы нашей страны — я Советский Союз конечно имею в виду — на такого рассеянного ученого в чем-то смахивали.
То есть в главном — лучше в мире нет, и боеспособность, и готовность, и так далее.
А где-то в каких-то мелочах — ну полная беспомощность и бардак страшный. И случались в этом бардаке совершенно на первый взгляд вещи немыслимые.
Это все конечно, я о прошлом веке, о двадцатом.
Сейчас в Вооруженных Силах от былой их славы только, пожалуй, только ядерная дубинка да бардак и остались.
