— Все надо принимать таким, как есть. Надо уметь черпать в сегодняшнем дне радость бытия, а не ныть, иначе не проживешь. Если ты только надеешься на будущее или вечно вспоминаешь прошлое, то не живешь сегодняшним днем, воруешь у себя сиюминутность. Жалко же, — все это для нас не вечно!
Напоследок я задала ей несколько вопросов. Они, в общем-то, банальны и встречаются в любом интервью, а вот под ответами «любое имя» не поставишь.
— Хорошо это или плохо, но я никогда не вру: либо просто ничего не скажу, либо только правду. В этом смысле со мной может быть очень трудно.
— Чего вы не можете простить людям? — Наверное, предательства.
— На что у вас остается время от творчества? — Его так мало, но я стараюсь читать. Сейчас появляется столько интересных, непохожих ни на кого молодых авторов. Кроме того, есть классика, в которой со временем открываешь что-то новое. А еще люблю свой дом, в котором все перестроено по моему проекту, и люблю заниматься домашней работой: готовить, убирать квартиру, — словом, обыкновенные женские дела.
Она ушла… в бессмертие
… По тому, как через некоторое время изменился тон интервью, которые давала Гундарева, я поняла, что кризис прошел. Прочитала в другом женском журнале очень теплый материал, где она раскрылась, сбросила колючки, и искренне порадовалась за автора и за Гундареву, которая предстала перед читателями в новом ракурсе. Оказывается, она заядлая автомобилистка, несмотря на то, что как-то попала в тяжелейшую аварию. И смелая до лихости: на пляже прыгала с парашютом. И совсем как и мы, простые смертные, может заплакать от душевной боли, и чашкой об пол!.. На вопрос, чем заплатила за успех, ответила неожиданное: «Наверное, детьми». И рядом, на фотографиях — вновь ослепительная, привычно победительная. Словом, позавидовала я белой завистью чужой удаче, и думать об этом забыла в круговерти дней.
Через некоторое время у меня дома раздается звонок, и голос, который не спутаешь ни с каким другим, говорит:
— Это Наташа Гундарева.
Сказать, что у меня мгновенно пересохло в голосе, банально, но, тем не менее, это факт.
— Я прочитала вашу статью. В редакции мне дали ваш телефон…
Я напряженно слушала, как оглашение приговора.
— Спасибо! Я рада, что вы меня поняли. Значит, все это было не напрасно…
Я долго не могла поверить в счастье помилования. Никто ни до Гундаревой, ни после (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!) не говорил мне таких обидных слов, какие она произнесла во время нашей встречи. Но с другой стороны, — и всего-то несколько человек (хотя все они — такие ИМЕНА!) позвонили после выхода статей о них, чтобы сказать что-то приятное и теплое. Да у меня и раньше не было на Наталью Георгиевну никаких обид, а уж после ее добрых слов любви и признательности во сто крат прибавилось!
Каждую нашу новую встречу — на сцене или экране — я пе-ре-жи-ва-ла! Гордилась творческими удачами, радовалась похудевшей, похорошевшей фигуре, полемизировала с критиканами: сделала пластику? — ну и молодец! Огорчалась, что сериал «Любовь. ru», собравший такой замечательный актерский ансамбль, оказался провальным, что Гундаревой там было нечего играть, что «камера» к ней безжалостна, а порой и вовсе словно ненавидит…
Как и все, я с нетерпением ждала премьеру антреприз-ного спектакля Татьяны Догилевой «Не отрекаются, любя…», нового фильма исторической эпопеи Светланы Дружининой «Тайны дворцовых переворотов», где Наталья Георгиевна играла императрицу Елизавету.
Она много работала — к этому все привыкли и думали, что так будет всегда. Поэтому 17 июля 2001 года совершенно неожиданно и больно, как молотом по голове, стукнуло страшное: «инсульт», клиника Склифосовского, «кома»… Можно назвать нездоровым любопытством пристальное внимание к скупым, как сводки с фронта, сообщениям о ходе ее болезни. И назойливостью — выражения сочувствия, от которых, говорят, у них дома «раскалялся» автоответчик. А можно увидеть в этом проявление искреннего участия, когда чужая боль, как собственная, когда так важно выучить это мудреное «острое нарушение мозгового кровообращения» («инфаркт мозга»), словно в разгадке этих слов может быть ключ к ее спасению. И горькое: «все еще не пришла в сознание»… И радостное: «вышла из комы», «открыла глаза», «убрали аппарат для искусственной вентиляции легких», «узнала мужа», «сказала ему: „Привет!“» А потом долгожданное: «уже понемногу ходит!»
Конечно же, прежде всего это была победа врачей и Михаила Ивановича, ее супруга, но все-таки и общая, — это материализовавшееся чудо нашей любви, молебнов о здравии, безмолвного крика и отчаянного шепота перед зажженной у иконы свечи: «Помоги! Дай ей силы!» Миллионы невидимых рук протянулись к ее больничной койке, отгоняя беду.
И отвращение к желтым газеткам, стремящимся правдами-неправдами пролезть в больницу — не для того, чтобы узнать о здоровье, а чтобы «щелкнуть» пациентку в болезненной беспомощности. А потом снова — надежда на предстоящую операцию в НИИ нейрохирургии им. Бурденко: «эндоваскулярное клепирование сосудов», что должен был делать знаменитый профессор Филатов… И ее переносе «в связи с депрессией и нервным срывом знаменитой пациентки».
Она удивительно быстро (с точки зрения врачей) шла на поправку. Заново училась говорить и ходить. Ее выписали домой, — и все вздохнули с облегчением. Она подолгу говорила по телефону с друзьями и коллегами, строила планы…
Потом опять была госпитализация. В больницу Святого Алексия Московской Патриархии. Из которой ей уже не суждено было выйти.
Тем воскресным утром актриса проснулась как обычно, встала с постели и вдруг упала. Оторвавшийся тромб из вены на ноге полностью перекрыл легочную артерию. Смерть наступила практически мгновенно. Все это, по словам врачей, могло произойти в любой момент.
И все-таки вдруг — так некстати и не вовремя — взбесившийся Интернет, слова дикторов на экране:
«Сегодня, утром 15 мая 2005 года на 57-м году жизни в Москве скончалась Наталья Гундарева.»
18 мая прошло отпевание в храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке, что в Брюсовом переулке. Там собрались только самые близкие. А потом — затянувшаяся гражданская панихида в здании Театра им. Маяковского, куда народ все шел и шел, не желая смириться с ограничением времени прощания с любимой актрисой, буквально перекрыв все подступы к театру на Большой Никитской.
Когда-то, на похоронах Ивана Козловского, услышав звучавшую свиридовскую «Метель», Наталья Гундарева вдруг сказала: «Меня похороните под эту музыку». Родные выполнили ее желание.
