Началась поспешная эвакуация раненых — из школы к санпоезду и на попутных машинах. Очередная бомба попала в госпитальное здание, со скрежетом половина здания погребла под стенами раненых. Мария Горелова контужена. Оставшихся в живых выносили, выводили. Старший политрук Л.З.Смушко с пистолетом в руке останавливал машины. Зина Маркова, Тася Новикова, Таня Кисель, Аня Мамонова вместе со старшим политруком грузили раненых на машины. В операционной выпала стена, летят стекла и осколки бомб, в палатах горят матрацы, медперсонал работает, не обращая на это внимания. Одному бойцу без наркоза ампутируют правую руку, он мужественно перенес боль. Полежал немного и начал помогать раненым. Потом сам пошел в тыл к деревне Щербаково. Этот случай нам особенно запомнился.
Бомбежка продолжается, здание госпиталя вовсю шатается, пули свистят. Невыносимо страшно! Машины с ранеными больше не идут. Варвара Николаевна Неронова перевязывает вместе с сестрами. И вот кончились бинты. Варвара Николаевна пошла за транспортом в ПЭП и больше в госпиталь не вернулась. Ее тяжело ранило в ногу, в бедро, в то время, когда она бежала садами. Она выползла на дорогу, кто-то перевязал рану в этом аду. Одета она, как и все госпитальные, в гражданское. Ее подобрали наши отступающие солдаты и уложили в прицепе грузовой машины. Но проскочить по мосту через Дон около Каратояка машина не смогла. Фашисты его разбомбили уже во второй раз. И снова саперы начали наводить мост. Рядом, на открытом месте, скопились люди, машины. Фашисты расстреливают с самолетов, а их снайперы выбивают наш офицерский состав. Варвара Николаевна выпала из прицепа, поползла в окоп. Здесь ее и захватили немцы. Она прожила в Острогожске и лечила гражданских раненых.
Отход госпитального персонала по приказу ПЭП, начальника госпиталя Аубрехта и комиссара Деркачева проходит под разрывами бомб, артобстрелом врага поспешно, группами с ранеными, в одиночку. Убитые падают, а живые идут дальше, под гром и ужас войны. В это время фашистские мотоциклисты заняли окраины Острогожска, добивая, уничтожая все живое. В небе видны немецкие парашютисты, строчат автоматчики, стреляют снайперы. Саша Аккуратнова забежала в физиотерапевтический кабинет, взяла жакет и халат. Выбежала, а рядом ухнула бомба. Волной Сашу сшибло с ног, опрокинуло на землю. Голова гудит, идти очень трудно. В потоке отступающих я встретила повара Биткина и физрука Карпова.
Всю ночь шли в горящем пригороде, в удушливой пыли и дыму, под грохот разрывов и стоны раненых, помогая им. У Саши туфли расстегнулись и потерялись, ноги кровоточат. Дошли до берега Дона, нашли лодку, переправились на другую сторону, несмотря на обстрел и бомбежку, огромные фонтаны воды от разрывов и волны, перехлестывающие за борт лодки. От контузии гудит голова. Ноги обмотала обмотками. Посадили в машину, благополучно прибыли в военкомат. Там спрашивают документы, а у нас их нет. Говорят — уходите скорее, скоро начнут бомбить. Только вышли из города, пошла круговерть! Самолеты заходят, бомбят, идет артобстрел. По всем дорогам отступают, увозят раненых. Фельдшер в машине ранен. Взяли меня. Помогаю, подбинтовываю, даю пить. Приехали в город Бобров, сдала раненых. Утром в местной милиции встретила одну из наших сестер, очень обрадовалась. Посадили нас на машину. Едем, а самолеты пикируют, бомбят. Мы на ходу выпрыгнули и в окоп. А над нами словно небо раскололось. Фашисты бомбят, а краснозвездные их обстреливают, разгоняют, оберегают живую дорогу. А бомбы падают, пули, пули находят беззащитных людей. Вот упал повар Тоскин. Подбежала, а он уже не дышит, глаза стеклянные и одна слезинка… По машинам! По машинам!
В Острогожске Маша Горелова лежит без сознания. Пришла в себя, ничего не помнит. Ночь, разбитое здание. Встала с земли, отряхнулась, вышла в сад. Страшно… Стала звать своих. Никого. В голове боль, почти не слышит. Значит, контузило. Подошел военный.
— Вы кто?
— Маша Горелова, сестра!
— Тише! Здесь десант фашистский! Вон туда отступают наши войска.
Шла в этом аду и неразберихе, наткнулась на своих: Володя Ошкадеров и другие… Сутки шли к переправе через Дон, а ее уже не было. У местечка Картояк ночью вплавь переправились на бревне и только на седьмые сутки разыскали свой госпиталь.
Люба Демидова. В Острогожске она хотела забежать в физиотерапию за вещами, а там все разрушено, трупы. Отходила с небольшой группой: врач В.А.Смирнова, сестра Зоя Лизокурова, Маша Саватеева. Сзади подпирали немцы. Собрались все у железной дороги. Подали санлетучку под погрузку раненых. Лес далеко стоит, черной полосой. Вдруг загудело небо, немецкие самолеты пикируют прямо на вагоны. Хорошо видно летчиков, смеются. А пули звякают по вагонам. Кто-то кричит:
— Саша… Аккуратнова… В лес!
Улетел, проклятый. И тут загудели машины, подвозят раненых, торопятся. Начальник санлетучки Н.М.Кувшинова, сестры Саша Аккуратнова, Маша Горелова и Вера Адоньева подсаживают, укладывают, подбадривают раненых. Да они и сами понимают — пока нет фашиста, надо быстрее отправляться в путь.
Два дня ехали до города Энгельса, под бомбежками и обстрелами, пережили заново весь ужас войны. Госпиталь развернулся, лечим раненых, в заботах и работе проходят дни.
А Клава Заковоротная сопровождает санлетучку в Саратов. Ехали в товарных вагонах, раненые лежали на полу на соломе, продукты выдали сухим пайком. Ехать было очень тяжело. Много бойцов было с ранением рук, ног, груди, головы — одновременно. За водой я бегала на остановках к паровозу, во время же движения всех тяжелых кормили из рук, размачивая сухари. Готовить пищу было негде. Все эшелоны, идущие и сзади и спереди, непрерывно бомбились. А наш поезд шел будто заговоренный — за весь путь до Саратова мы не попали ни в одну бомбежку. Хотя ехали, как мне казалось, очень, очень долго.
В Саратов прибыли в начале октября.
После сдачи раненых я с эшелоном, идущим к фронту, вернулась в свой госпиталь. Самостоятельно мы еще не работали. Вскоре я заболела брюшным тифом. Выписали меня и направили в ПЭП. Когда я туда приехала, там стояла машина нашего госпиталя, нагруженная имуществом и готовая к отъезду. Так в октябре 42-го года я вернулась в свой госпиталь.
Глава V
Под огнем «мессеров»
А я 1 июля за Верхним Моисеем, в лесу, нашла 262-й медсантаб 175-й стрелковой дивизии генерала Кулешова Александра Демьяновича. Вписали в список: Корсакова Тамара Владимировна. Выдали винтовку и круговой патронташ. «Стрелять умеете?» «Так точно, на финской учили!» Капитан Лерман Таисия Самуиловна приняла меня настороженно. Наши войска отступают и к новичкам относятся недоверчиво. «Найдите комплект № 6, принесите пинцет». Под деревьями свалены ящики, мешки, узлы. Посмотрела, не знаю, где что лежит. Спросила у лейтенанта Исхаковой, она ехидно рассмеялась и ушла. «Товарищ капитан! Я не нашла!» «Очень плохо! Вы же фельдшер!» — громко сказала врач, больше обращаясь к незнакомым мне сестрам, которые окружили ее и с непонятным недружелюбием улыбались. Больше никто не сказал мне ни слова, просто не замечали, отвернулись. Я не выдержала испытания. Пить мне хотелось невыносимо. Да и не ела дня три. Настроение испортилось — вот так встреча! Иду к оврагу (вода, наверное, есть внизу), цепляюсь за кусты, углубилась в заросли. Стоят машины. На меня обратили внимание шоферы, а их шутки меня совсем смутили. Уйду! Совсем уйду! Но из-под машины вылезла старший лейтенант: «Будем знакомы, Ирина Михайловна Кононенко!» Протянула мне руку. «Что, плохо наши встретили? — посмотрела она на меня. — Держись шоферов, не подведут. Правда, ребята?» Видно, они наблюдали за нашим разговором.
