В 1901 году г. министром-шефом был возложен на меня розыск в десяти южных губерниях, и в данном мне по этому предмету ордере, за № 4328, в конце было выражено, что «во всем остальном он полагается на мою многолетнюю опытность».
Сверх того, в разное время на меня возлагались производства, выходившие из ряда обыкновенных по своему содержанию, из других жандармских управлений, где они возникли.
Во время пребывания в 1885 и 1896 годах их императорских величеств в г. Киеве, руководительства в области внутреннего наблюдения и розыска, входивших в необходимость для обеспечения надлежащего надзора и порядка в дни пребывания высочайших особ в г. Киеве, всецело возлагались непосредственно на меня, как то и было выражено в распоряжениях министра-шефа, переданных мне в письмах г. директора департамента полиции.
Не позволяю себе более утруждать внимание вашего превосходительства изложением всех понесенных мною трудов и занятий по должности начальника управления за 30-тилетний период времени, но считаю долгом доложить, что отчасти масса упавшей на меня работы может быть определена и громадным количеством хранящихся в архиве управления собственноручно написанных мною бумаг.
В общем, служба моя по корпусу жандармов отмечена в особых на мое имя предписаниях, письмах, телеграммах и приказах по корпусу, каковые я имел честь представить вашему превосходительству для прочтения.
Не считая себя в праве лично судить о моей деятельности и результатах таковой, могу одно, со спокойной совестью за правоту и точность своих слов, доложить, что все обязанности, лежавшие на мне, я, по глубокому убеждению моему, всегда нес с беззаветною преданностью государю императору и отечеству, не щадя своей жизни и здоровья. Высокое же внимание высшего моего начальства в лице министров-шефов, и, благодаря тому, благоволения и награды, коими я всемилостивейше был удостоен, были для меня великим стимулом при тяжких трудах и опасностях, среди которых шла служба моя, а особенно в г. Киеве, к несчастью, издавна сделавшемся центром всяческих революционных кружков и преступных сообществ и замыслов. С таким стимулом, конечно, я почел бы себя в высшей мере счастливым не только по-прежнему трудиться, но и погибнуть на своем скромном посту. Но к глубокому прискорбью моему, под бременем постоянных буквально непрерывных и днем и ночью трудов, мое здоровье, а особенно нервная система, пошатнулись и пришли в расстройство, в такое состояние, при котором я уже не чувствую для себя возможным исполнять лежащие на мне обязанности с теми энергией, настойчивостью и упорством, кои безусловно необходимы в нашей исключительной службе, которой я отдал лучшие годы моей жизни, сослужив службу беззаветно-преданно.
Ни наследственного, ни благоприобретенного недвижимого или движимого состояния ни я ни жена моя не имеем вовсе, так что получаемое содержание за службу составляет единственный источник средств нашего существования от 20-го до 20-го числа каждого месяца — получения жалованья. Рассчитывать, при выходе в отставку, на приискание материальных средств трудами частной службы я не могу уже как по годам, так еще более потому, что, находясь на должности преследования лиц за государственные преступления и известного неблагожелательного направления, которых прошло через мои руки, полагаю, несколько тысяч человек, из коих восемь понесли наказание через смертную казнь в г. Киеве, — я не в состоянии надеяться на то, чтобы мне где-либо предоставили частную службу и занятия и, наконец, по состоянию здоровья жены, впавшей под влиянием впечатлений окружавшей меня служебной обстановки в столь физически-нервное состояние, что она лишена даже возможности свободного перемещения, в особенности после прискорбного случая со мною, бывшего 27 числа мая месяца текущего года, выразившегося в покушении на мою жизнь[44], после чего жена моя, впав в нервный припадок на пять дней после происшествия, не владела в течение двух суток языком.
25-летняя служба в Киеве, день в день, вся была в нервах и безусловно подорвала всю нервную систему.
По всем таким обстоятельствам, приняв решение об увольнении от службы, я беру на себя смелость обратиться к вашему превосходительству, как к моему непосредственному начальнику, с настоящею докладною запискою и покорнейшею просьбою — испросить ходатайство его высокопревосходительства господина министра-шефа о всемилостивейшем даровании мне — буде его высокопревосходительство изволит признать продолжительность моей службы заслуживающей внимания, а самую службу полезной, — соответственного денежного пособия единовременно и пенсии в усиленном размере, во внимание к обстоятельству, что я в последнем чине генерал-майора состою уже более шестнадцати лет.
Дарование и размер единовременного денежного мне пособия в безусловной зависимости от усмотрения его высокопревосходительства г-на министра-шефа. О назначении пенсии же в усиленном размере, состоящей также в зависимости и усмотрении его высокопревосходительства и ходатайства вашего, я принимаю на себя смелость доложить вашему превосходительству следующее: не изволите ли признать справедливым ходатайствовать о назначении мне пенсии в том размере, который получает ныне начальник С.-Петербургского губернского жандармского управления генерал Оноприенко[45], на том основании и в том внимании, что я всегда стоял по спискам корпуса жандармов по старшинству службы и в чине несравненно выше генерала Оноприенко; когда генерал Оноприенко, быв еще в штаб-офицерском чине, находился еще в распоряжении начальника С.-Петербургского губернского жандармского управления для производства дознаний, я уже состоял в должности начальника управления 5–6 лет и переслужил генерала Оноприенко многим числом лет в корпусе, после выхода его в отставку. Этим я отнюдь не имею малейшего поползновения умалить службу генерала Оноприенко, но, состоя в должности начальника управления 30 лет сряду, из коих 25 лет выпадает на город Киев, я нес особо ответственные и самостоятельные обязанности, так как при отдаленности высших властей не представлялось никакой возможности получать непосредственные указания и советы, и приходилось в виду экстренности дел безусловно брать все на свою личную служебную ответственность и действовать на свой риск и страх; эти обстоятельства вызывали большие нервные потрясения, отразившиеся безусловно на общем состоянии здоровья, и теперь мне необходимо лечение, соединенное с неизбежными большими расходами. Без здоровья деваться мне с женой некуда, искать же частной службы после такой продолжительной исключительной службы моей в корпусе жандармов — не легко.
