Ознакомительная версия.
Сначала нас поздравил с началом учебного года ректор института Королев, а затем выступил заведующий учебной частью доцент Неверов, который рассказал, чем и как нам предстоит заниматься, и о порядках, принятых в институте. После этого началась первая лекция по политической экономии, длившаяся два часа вместе с принятым в институте десятиминутным перерывом между обеими половинами лекций. Ее прочитал доцент Бабич, одетый в черную гимнастерку, над левым нагрудным карманом которой был прикреплен красивый орден боевого Красного Знамени. Им этот лектор был награжден, по-видимому, за какой-то подвиг на Гражданской войне. Я сразу догадался, что лектор пользуется материалами, изложенными в запрещенном недавно к использованию популярном и многократно переиздававшемся учебнике начала 30-х годов «Краткий курс политической экономии», автором которого был видный экономист Л. Сегаль, ставший накануне «врагом народа» и репрессированным. Этот учебник имелся у нас дома у отца, которым он, как заочный студент местного педагогического института, раньше пользовался. Я было захотел попросить отца в одном из своих писем домой прислать мне почтой этот учебник, но не успел: примерно через пару месяцев после 1 сентября вместо политической экономии мы стали изучать основы марксизма-ленинизма по только что вышедшему, кажется, в октябре знаменитому учебнику «Краткий курс истории ВКП(б)». Лекции по этой дисциплине читал уже другой лектор – доцент И. П. Панин.
Далее были занятия по графике (черчению) и техническому рисованию, которые провел заведующий кафедрой по данным дисциплинам доцент Д. Г. Житков. (Лет через десять и позже он написал очень ценные для техники книги и статьи по производству и применению стальных канатов и стал профессором. Кстати, по данной же теме и я с В. Г. Мольнаром опубликовал в 1975 году книгу «Технологические основы производства стальных канатов».)
На следующий день утром в аудитории номер 41 для всего потока студентов обоих факультетов прошла первая двухчасовая лекция по аналитической геометрии. Ее прочитал исполнявший обязанности заведующего кафедрой высшей математики доцент (без ученой степени, которую так и не смог защитить) Георгий Иванович Левин. Это был 60-летний, не лысый, невысокого роста, с небольшим лишним животом и с пышными черными усами человек в очках, надетых перед близорукими, казалось, добрыми карими глазами. Г. И. Левин сразу же заворожил всех слушателей своим рассказом: говорил достаточно громко, четко, не спеша, связно, весело и интересно, иногда прерывая тему лекции оригинальными отступлениями и шутками, что снимало у всех напряжение. Кроме того, он очень хорошо рисовал мелом на доске геометрические фигуры, проводя вручную линии абсолютно прямыми, и красиво воспроизводил мелом же необходимые буквы и цифры. При этом слушателям совсем не трудно было записывать себе в тетрадь то основное и необходимое, о чем говорилось лектором.
Кажется, в тот же второй день после отличной лекции Г. И. Левина по аналитической геометрии мы заслушали в той же аудитории для всего первого курса не менее блестящую лекцию А. П. Белопольского по общей химии. Затем для нашей группы был практический семинар по политической экономии, и после этого мой очень насыщенный учебой день занятий закончился.
Третий – субботний – день учебы начался снова в аудитории номер 41 с двухчасовой лекции по физике для всего потока студентов. Ее прочитал профессор Александр Петрович Поспелов. Этот лектор был совсем стареньким на вид, седым, носившим беленькую бородку клинышком. Говорил он быстро, но слабым и с проглатыванием окончаний слов голосом, в задних рядах аудитории его вовсе не было слышно. Кроме того, лектор стремился все время показать себя очень добрым по отношению к слушателям, оказывая наибольшее внимание студенткам. При изложении темы своего рассказа он часто путался и суетился. По всем указанным причинам записывать содержание его лекции было чрезвычайно трудно.
Почти все лекции А. П. Поспелов проводил в присутствии очень симпатичной молодой ассистентки и преподавательницы Ирины Николаевны Черниковой, которая, как правило, демонстрировала соответствующие опыты. Почти все ребята, включая меня, невольно засматривались на нее и порой не могли оторвать от нее глаз, что, естественно, создавало дополнительные трудности в усвоении рассказываемого лектором материала и его конспектировании. (Кстати, свой первый экзамен по физике я сдал в январе 1939 года на тройку преподавателю Радзиевскому, а второй в июне того же года – на пятерку Ирине Николаевне. После войны И. Н. Черникова сама стала профессором физики и заведующей кафедрой по этой дисциплине.)
Вслед за первой неделей учебы в высшей школе наступила не менее богатая для меня новыми событиями вторая неделя, и пошли дальше другие, почти аналогичные недели. Занятия в институте начинались в девять и заканчивались в 15 или 16 часов. Каждая лекция и практические (или лабораторные) занятия совершались парами, то есть длились по два часа с 10-минутным перерывом между ними. Лекций бывало не более двух в день.
Еще в первый день моего появления в Доме коммуны, когда я вместе Сергеем Илюшиным устраивался жить в кабину номер 251, мое внимание привлек поселившийся в кабине номер 246, расположенной точно против нашей, пожилой (с моей точки зрения), смуглый, черноволосый и курносый вроде меня студент ростом немного выше меня. Мне сразу подумалось, не являемся ли мы с ним соплеменниками. Видимо, точно так же подумал про меня и тот студент, так как на следующий день вечером, встретившись со мной у дверей наших кабин, он как бы невзначай произнес в мой адрес пару чувашских слов приветствия, и я ответил ему соответственно. Так мы и познакомились. Этим новым знакомым, ставшим вскоре для меня очень и очень близким человеком, оказался Степан Кузьмич Кадышев, 1914 года рождения, проживавший до приезда в Москву в чувашской местности около небольшого города Кузнецк Пензенской области.
В кабине Степан тогда проживал вместе с невысоким, худеньким и очкастым молодым студентом – своим одногруппником Ваней Таевым, который, как я заметил, не очень тянулся к своему соседу, а тот также его сильно не жаловал.
С первого же момента нашего знакомства Степан стал мне не только самым необходимым другом, но и моим опекуном, советчиком и покровителем по всем вопросам учебы и жизни вообще. Это было связано с тем, что, с одной – очень важной стороны, я был с ним «одной крови», а с другой – был еще для него недостаточно смышленым и неопытным юнцом, требовавшим постоянного присмотра старшего. По-видимому, Степан сразу посчитал, что на все это имеет полное право, так как был старше меня на семь лет и за свои 24 года жизни, которая прошла у него далеко не сладко, успел уже многое повидать и испытать. Таким образом, Степан совершенно естественно принял на себя роль моего отца по отношению ко мне. Он сразу начал контролировать почти все мои поступки и помогать мне во всех бедах и трудностях, а особенно – в учебе, порой даже насильно заставляя меня ею заниматься. Разумеется, Степан быстро оказал на меня решающее влияние также и в том, что постепенно у меня появилась твердая уверенность в возможности моей вполне успешной учебы в институте.
Ознакомительная версия.
