Квакеры все чаще обращали свои взоры в сторону Америки, видя в ней обетованную землю, где можно было укрыться от гонений церкви и правительства и воплотить в жизнь принципы свободы совести.
В 1675 году Пени с группой единоверцев купил западную часть Нью-Джерси Спустя пять лет в Англии особенно усилились гонения против квакеров. Следствием этого явилось усиление иммиграции в Америку по религиозным мотивам, и в 1680 году Пени подал Карлу II петицию с просьбой в счет короны, задолжавшей его отцу 16 тысяч фунтов стерлингов, пожаловать ему земельные наделы в Америке. После долгого судебного разбирательства просьба Пенна была удовлетворена, и 4 марта 1681 года он получил патент на управление огромной территорией Пенсильвании, которая позднее была еще больше расширена. И Пени считался самым крупным в мире землевладельцем — ему принадлежало 47 миллионов акров земли.
Средоточие такого огромного богатства в руках одного человека противоречило уравнительным принципам учения квакеров, но это мало смущало Пенна. И вообще, переселившись в Америку, квакеры, которые и раньше были отнюдь неоднородны с имущественной точки зрения, оказались захваченными общим потоком развития капиталистических отношений в далеких американских колониях. Новые религиозные догмы, которые они выработали и которым поклонялись, квакеры довольно быстро согласовали с принципами и законами развития капиталистических отношений. Предприниматели-квакеры нашли в Америке, и довольно быстро, общий язык со своими коллегами, исповедовавшими другие религии.
За время правления Пенна в развитии Пенсильвании был достигнут значительный успех, вызванный во многом тем, что он провел ряд мероприятий, обеспечивших приток иммигрантов из Европы, особенно квакеров. В 1681 году на территории Пенсильвании проживало всего около 1 тысячи человек, а в 1689 году — уже около 12 тысяч человек. В Нью-Джерси, которая тоже принадлежала квакерам, насчитывалось 14 тысяч белых жителей.
В 1682 году на реке Делавэр был основан город Филадельфия, который явился важным центром притяжения переселенцев-квакеров из Англии, Германии и других стран Европы. Причем среди эмигрантов-квакеров был значительный процент лиц с изрядным капиталом.
В Пенсильвании шла ожесточенная борьба за власть между лордом — правителем колонии и Ассамблеей, избиравшейся состоятельной частью населения. В конце концов борьба завершилась тем, что Ассамблея была признана верховным органом власти в Пенсильвании. Своеобразие государственного устройства Пенсильвании определялось тем, что это была единственная из тринадцати колоний Англии в Северной Америке, которая имела однопалатный законодательный орган. В результате долгой и изнурительной борьбы Пени сохранил за собой только одно право — назначать губернатора Пенсильвании.
С самого начала создания колоний Лондон рассматривал свои североамериканские владения как своеобразную свалку, на которую можно отправлять отбросы английского общества. Сюда ссылались уголовные преступники, поступали в изобилии и отбросы другого рода — титулованная знать, промотавшая свои состояния и скомпрометировавшая себя различными непривлекательными деяниями в метрополии.
Губернаторы и другие должностные лица, прибывавшие в колонии из Англии, были типичными временщиками, рассматривавшими свою службу как средство быстрого обогащения. Это была единственная побудительная причина, направлявшая деятельность огромной и прожорливой армии королевского чиновничества.
Особенно трудным было положение частных колоний. В Пенсильвании, например, гнет короны и ее ставленников дополнялся гнетом наследников Пенна, которые всеми имевшимися в их распоряжении средствами цеплялись за свои привилегии.
Если Пени был выдающимся деятелем, оставившим значительный след в развитии теории и практики квакерского движения и во всей истории североамериканских колоний Англии, то его потомки не заботились ни о чем, кроме своих личных выгод.
Уильям Кейс, губернатор Пенсильвании, заинтересовавшийся скромной персоной молодого типографа Филадельфии, был из той колоды промотавшихся английских аристократов, тасуя которую, наследники Пенна назначали губернаторов в свои владения. Сэр Уильям любил играть роль мецената, покровителя талантов.
Кейс пригласил Бенджамина в таверну и за стаканом доброй мадеры рисовал блестящее будущее молодого типографа. Франклин откроет собственную типографию в Филадельфии, а Кейс поддержит его казенными заказами и окажет всяческие услуги. Бенджамин был очарован доброжелательностью этого человека, тем живейшим участием, которое он принял в его судьбе, непринужденными, обходительными манерами губернатора. «Губернатор, — вспоминал Франклин, — иногда приглашал меня отобедать с ним, что я считал за великую честь, в особенности потому, что он беседовал со мной самым любезным, непринужденным и дружеским образом, какой только можно вообразить».
Кейс разработал подробный план действий, который пока надо было держать в глубокой тайне.
Прежде всего губернатор написал пространное письмо отцу Франклина, убеждая его поддержать материально идею об открытии Бенджамином собственной типографии в Филадельфии. Кейс не преминул очень лестно отозваться в этом письме о достоинствах молодого Франклина.
В апреле 1724 года Бенджамин отпросился у Кеймера и под предлогом встречи с друзьями отправился на небольшом судне в Бостон. И на этот раз путешествие было не без опасных приключений. Судно село на мель, и открылась большая течь. Команде и всем пассажирам пришлось откачивать воду, чтобы сняться с мели и продолжать плавание.
Через две недели судно, наконец, бросило якорь в гавани Бостона. Бенджамин не был в родном городе семь месяцев и появился там столь же неожиданно, как в свое время исчез. Дело в том, что Роберт Холмс еще не вернулся в Бостон и ничего не успел сообщить родным. «Мое неожиданное возвращение удивило семью, — вспоминал Франклин, — все они, однако, были очень рады видеть меня и оказали мне радушный прием, за исключением моего брата».
Джемс воспринял как личное оскорбление визит Бенджамина в типографию и его беседу с работниками. Его раздражало все: рассказы брата о том, как хорошо он устроился в Филадельфии, часы, модный, хорошо сшитый костюм и даже доллар, который он дал на выпивку своим бывшим товарищам по работе.
Визит в Бостон закончился безрезультатно. Отец не дал согласия на открытие типографии в Филадельфии. Старый Джозайа Франклин считал, что мальчишке, которому надо было ждать еще три года до совершеннолетия, рано начинать собственное дело. Его самолюбию льстило, что губернатор обращался к нему с письмом, где столь благожелательно отзывался о достоинствах его сына, но, умудренный богатым жизненным опытом, Джозайа считал, что вся эта затея преждевременна. Отец порекомендовал Бенджамину вести правильный нерасточительный образ жизни, копить деньги, и в двадцать один год открыть собственную типографию, пообещав при этом оказать посильную помощь. Таковы были довольно скромные результаты деловой части визита Бенджамина в Бостон.
