Отец с сыном завели наглядную таблицу футбольного первенства страны. В более чем скромную обстановку их девятиметровой комнатки эта таблица вносила особое настроение. Устроена она была так: из картона Юра вырезал фигурки футболистов, примерно по 25 сантиметров высотой, и каждого раскрасил так, что картонный футболист носил форму той или иной команды. Эти картонные фигурки Юра подвешивал на гвоздики в стене. Гвоздик выше других — первое место, гвоздик пониже — второе и т. д. Под каждой фигуркой булавкой прикреплялась продолговатая бумажка с данными: название команды, количество набранных ею очков, количество сыгранных матчей. В зависимости от того, как играла та или иная команда по ходу чемпионата, сколько забивала голов и набирала очков, Никулины меняли местоположение картонных футболистов, перевешивали их с гвоздика на гвоздик. Так что таблица была у них словно живая [10].
По тому, как Юра рисовал фигурки, легко можно было догадаться о его отношении к командам. Плохая команда — картонный игрок перекошенный, с опухшим лицом (в то время у болельщиков было в ходу такое жаргонное выражение — «эти припухли», то есть крупно проиграли), хорошая команда — футболист выглядит красивым, подтянутым, волевым. Таким Юра, разумеется, нарисовал динамовца. А спартаковца он изобразил настолько карикатурно, что отец призвал его уважать «Спартак» и попросил переделать фигурку.
Из воспоминаний Юрия Никулина: «Была у отца и своя футбольная примета. Однажды мы слушали по радио трансляцию футбольного матча. Играл "Спартак" и уже проигрывал 0:1, а до конца оставалось мало времени. В волнении отец подошел ближе к репродуктору и встал в дверях. Вдруг "Спартак" сравнял счет, а за минуту до конца матча забил второй гол и выиграл со счетом 2:1. С тех пор каждый раз, когда играл "Спартак", отец, слушая радиотрансляцию, за пятнадцать минут до конца матча, независимо от того, какой был счет, вставал в дверях.
— Так будет вернее, — улыбаясь, говорил он».
* * *Однажды Владимир Андреевич получил крупный заказ от клуба «Трактор», а потом — и солидный гонорар. Но деньги ему выдали «трешками», и он принес битком набитый ими портфель! Зашел в комнату, — а Лидия Ивановна в это время как раз прилегла отдохнуть, — сказал торжественно: «Внимание!» и начал обкладывать свою жену этими «трешками» со всех сторон. Как же этот гонорар был кстати! В доме почти всё закончилось, остались только черный хлеб и немного маргарина вместо масла. На радостях Никулины тут же отправились в магазин, купили самую дорогую халу, семгу, двести граммов печенья, соевых подушечек, сто граммов сливочного масла… Холодильников тогда еще не было, и много масла люди никогда не брали — только зимой могли купить, скажем, полкило, потому что брусок этого масла можно было положить между форточками или в холодный шкаф у черного хода. Из воспоминаний Юрия Никулина: «Обычно хлеб брали по 500–800 граммов. Хлеб тогда нарезали ножами. На глаз точно не отрежешь, поэтому продавцы всегда добавляли довесок. Отец говорил: "Довесок самый вкусный". — "Почему?" — "В нем вся честность продавца!" Я пробовал довесок, и мне казалось: да, правда, самый вкусный…»
Иногда, если Владимир Андреевич получал хороший гонорар, Никулины ходили делать покупки в коммерческий гастроном. Всё там было необычно: молодые продавцы в белых шапочках и нарукавниках, бутафорский слон, качающий головой и обставленный корзинами с фруктами, какие-то диковинные конфеты… Однажды, придя с отцом в коммерческий магазин, Юра стал свидетелем забавной сценки. Пожилая дама спросила: «А что это леденцы у вас так блестят?» Продавец мигом ей ответил: «А мы их каждые полчаса облизываем!» — «Как?!» В очереди скандал, крик, позвали директора магазина, и Владимир Андреевич вступился за продавца: «Надо же понимать юмор!»
Вспоминая об отце, Юрий Никулин рассказывал, как тот просто обожал разговаривать на улице с пьяными, подолгу стоял с ними, поддакивал. Лидия Ивановна очень волновалась из-за этого: «Володя, тебя побьют!» — «Так я сразу убегу, если начнут бить. Они ведь такие открытые».
Юрий Владимирович был другим: не любил терять время, никуда не опаздывал, к пьяным относился настороженно… Никакого сходства с отцом!
* * *В сентябре 1936 года в Москве пошел фильм Чарли Чаплина «Новые времена». Осенним выходным днем, несмотря на дождливую погоду, Никулины всей семьей отправились в Зеленый театр Парка культуры и отдыха имени Горького смотреть этот фильм. В театре в то время стоял громадный экран, и фильмы могли смотреть одновременно много тысяч зрителей — конечно, стоя, но об удобствах тогда мало кто думал.
Чарли Чаплин всегда был любимым комедийным актером Никулина, но в 1936 году Юра, пятнадцатилетний юноша, о гениальном комике Чаплине только слышал или читал. В кино он его еще ни разу не видел, потому что последняя картина Чаплина «Огни большого города» вышла на экраны в 1931 году, и в СССР ее тогда не показали. Более ранние фильмы Чаплина у нас в стране тоже было негде посмотреть. Так что похода в кино на «Новые времена» Юра ждал, как ждут первого свидания.
В тот вечер, как только на белом полотне экрана появился маленький человек с черными усиками, Юра забыл обо всем на свете. Не существовало больше огромного зала под открытым небом, тысяч зрителей вокруг, куда-то исчез дождь — был только Чаплин. Это были полтора часа счастья, восторга, блаженства. Юра и смеялся над похождениями невезучего Бродяги, и переживал за него. Фильм кончился, люди расходились, и Юра, шагая рядом с отцом, все думал и думал о Чаплине. Внутри, в душе, звучала музыка из кинофильма. «Новые времена» настолько покорили Юру, что на следующий день он пошел смотреть фильм снова, но все билеты оказались уже проданы. Еще раз на эту картину Юра сумел попасть только через два дня.
А спустя несколько месяцев на экранах Москвы пошли «Огни большого города». Скитания Чарли, бродяги-безработного, по громадному городу, — а ведь нигде человек не бывает так одинок, как среди множества людей, — его любовь к бедной слепой девушке, продавщице цветов, выступление на боксерском ринге… Сцена бокса была поставлена невероятно комично, но у Юры вместе со смехом стоял комок в горле, когда он смотрел на Чарли, избитого, униженного, выброшенного на улицу. Да, поразительных, виртуозно исполненных трюков в картине было много, но за ними не потерялась мысль о доброте и благородстве, страдания маленького человека брали за живое.
Из воспоминаний Юрия Никулина: «Более двадцати раз я смотрел "Огни большого города". И каждый раз, когда маленький нищий человек говорил цветочнице: "Теперь вы видите?" — я вытирал слезы.
