- Выпускай шасси,- четко сказал Лютров.
Из его кабины этого сделать были нельзя, управление выпуском не дублировано и находится в передней кабине. Курсант по-прежнему бездействует. Лютров принимается за испытанный способ: он раскачивает спарку так, чтобы ручка сдвоенного управления ударяла по коленям курсанта, авось догадается обернуться к инструктору. Догадался. Лютров показывает на пальцах: выпускай шасси! Кивнул, хоть и не очень уверенно, но на табло загорается очко: "Шасси выпущено". Боже, какое наслаждение сажать послушную машину!
На земле выясняется, что неплотно привязавшийся к сиденью курсант, зависнув в перевернутом положении, высвободил уложенный под ним в чаше сиденья парашют. Тугая сумка подалась вперед по полету, попала в пространство между сиденьем и ручкой управления, ограничив ее перемещение как раз на себя. Но одна беда не приходит: опрокинувшись, парень не заметил, что выдернул вилку шлемофона. Растерявшись, он и не пытался выяснить, почему не слышно инструктора. Непонятное поведение самолета, падение, штопор, молчание Лютрова - этого было более чем достаточно, чтобы в голове парня все смешалось, он забыл даже, что у него есть парашют.
Не на шутку тяготясь содеянным, незадачливый курсант и вообразить не мог, что сослужил добрую службу своему инструктору. Отпуская Лютрова в школу летчиков-испытателей, начальник училища был уверен в точном выполнении основного требования запроса, где говорилось о направлении в школу "наиболее способного, смелого и находчивого офицера из числа летчиков-инструкторов".
Вот уж чего он не мог предвидеть, так эту встречу! Иногда жизнь пробавляется маленькими чудесами, Лютров знал это, но его она не баловала. А тут поди ж ты! Ни один человек из его прошлого не удивил бы его больше, появись он в этом аэропорту, чем его бывший курсант, которого он так и не сделал летчиком.
Городок стоял на взгорье. С одной стороны к нему подступали бескрайние луга, с другой - леса, все более редея к новым окраинам. С тех пор как в Перекатах, где не было железной дороги, соорудили аэропорт, город стал шириться и страдал от этого лес. От последних деревьев до новых жилых массивов простиралось большое пыльное пространство, выглядевшее неприветливо, захламленно, как и везде, где вековой покров земли взрывается ножами бульдозеров. А заживает потревоженная земля медленно, много медленнее, чем того хотелось бы человеку.
Лютров был уверен, что Колчанов живет где-нибудь в этих новых пятиэтажных домах, стоящих наискосок к новой, но уже разбитой, с отслоившейся скорлупой асфальта улице. Но черная "Волга", присланная за ним в гостиницу, пронеслась мимо новых зданий, затем резко сбавила скорость и принялась петлять по старинным мощеным улицам, мимо церковных оград, одноэтажных домов, большинство которых наивно красовались обложенной по фасадам разноцветной облицовочной плиткой. И столько грустного, незнакомо-давнишнего было в этом старании ушедших людей украсить свое жилье, что становилось совестно перед ними за тех ныне живущих, кто мог позволить себе посмеяться над их пониманием красоты.
Черная "Волга" остановилась у одноэтажного домика, очень похожего на те облицованные, по из силикатного кирпича, с несложным декоративным вкраплением красного по углам. За высоким зеленым забором негромко, каким-то жирным голосом залаяла собака, выскочившая на улицу, как только раскрылась калитка, прежде чем показался хозяин в белой рубахе и при галстуке. Ткнувшись к ногам Лютрова, собака смолкла и убежала во двор.
- Милости просим! - откинул руку Колчанов, ожидая, когда Лютров пройдет, чтобы закрыть калитку.- Спасибо, Витя,- сказал он шоферу,- завтра к четырем.
- Да, да,- отозвался шофер и стал разворачивать машину.
- Вот здесь я живу, здесь обитаю,- говорил хозяин, придерживая Лютрова за талию и легонько подталкивая
К крыльцу, куда вела тропинка из аккуратно уложенных квадратных плиток бетона.
Они прошли большую прихожую, где стоял старый диван и пахло собакой. Шагнув вперед, Колчанов предупредительно открыл пухлую, как стеганое одеяло, дверь, обитую дерматином.
- Марья Васильевна, принимай гостей! - удальски крикнул он уже в комнате, и когда Лютров шагнул за порог и остановился, снова положил руку ему на талию.
У стола стояла молодая женщина с чистым, привлекательным лицом, таким девичьи чистым, что оно казалось несообразным в сочетании с крупной фигурой, большой грудью и темным глухим платьем. Повернувшись к Лютрову, она машинально продолжала разглаживать расстеленную на столе белую накрахмаленную скатерть, всю в прямоугольных складках.
- Здравствуйте,- сказала она и вдруг густо покраснела.
- Здравствуйте,- ответил Лютров, чувствуя прилив оглупляющего смущения.- Вот... Так неожиданно... Наделал вам хлопот... Вы уж извините.
- Ну, что вы! Петя так ждал вас... И мне приятно, Присаживайтесь. И куртку снимите, в доме тепло, хоть мы и не топим давно. В этом году теплынь небывалая, май, а жара. Мои мальчишки в озера купаться бегают... Да садитесь же!
- Да, да. Спасибо, я сейчас.
На куртке у Лютрова, как на грех, застрял замок застежки-"молнии". Так и не справившись с ним и оттого смутившись еще более, он неуклюже потоптался возле стола и наконец решительно присел на пододвинутый ему стул - крепкий, дубовый, с красной обивкой.
- Вот это и есть, Маша, тот командир корабля,- заговорил Колчанов и, кажется, больше для Лютрова, чем для жены,- мой бывший инструктор, старший лейтенант Лютров, а теперь уже и не знаю, в каком звании... Курсанты его, как девушку, любили. Хоть он сам, помнится, монахом жил... Вот она, какая встреча, а!.. Мне в ту пору было девятнадцать, а ему... двадцать три?..
Улыбнувшись последним словам мужа, Марья Васильевна принялась хлопотать у стола, потом поспешила на кухню, а хозяин полез опустошать холодильник, стоявший почему-то в комнате, на самом видном месте, как и телевизор. Осмотревшись, Лютров приметил за остекленной дверью в смежное помещение как бы две копии одного и того же лица. Копии дружно улыбнулись, встретившись взглядом с гостем, и столь же дружно скрылись.
- Никак, близнецы? - сказал Лютров.
- Двойняшки,- подтвердил Колчанов.- Веришь, сам путаю, кто Мишка, кто Вадим. Одна жена и разбирается. Спрошу, как угадываешь: "Мои, говорит, рожал бы сам, различал бы..." Мишка! Вадим! Идите сюда. Да не бойтесь! Ну!..
Близнецы вышли, не без интереса подошли к гостю, пряча за сжатыми губами нехватку передних зубов, ладные, крепенькие, оба лицами в мать.
- Признавайтесь, кто из вас кто? - Лютров протянул руку и привлек ребятишек к себе.
- Он - Мишка, а я - Вадим... А вы летчик, дядя?
- Летчик. Похож?
