– Ну ты даешь! – Комендант оторопело разглядывал диковинные продукты.
После этого случая начальство перевело меня на должность снабженца. Еще раза четыре я выбирался в Москву, обязательно возвращаясь оттуда с гостинцами.
– Алик, – заговорил со мной комендант однажды вечером, густо пыхтя папиросой, – хочу побеседовать с тобой.
– Что-то случилось?
– Случилось одно: ты попал в эту дыру, а тебе здесь не место.
– А кому тут место? – хмыкнул я.
– Люди разные есть. Некоторым только тут и место. Но ты создан для другой жизни.
– Ничего не поделаешь, – пожал я плечами. – Так уж получилось. Попал сюда. Спасибо, что вы ко мне по-человечески отнеслись.
– Парень ты хороший, нравишься мне. И широта мне твоя по сердцу. Только здесь твоей широты никто не поймет.
– А где ее поймут?
– Где-нибудь и поймут, но не здесь. Тебе надо уходить. – Он помусолил губами размокший кончик папиросы.
– Легко сказать, – усмехнулся я.
– Хочешь хороший совет?
– Хороший совет никому не помешает.
– Поезжай в Ташкент, ложись в больницу, оттуда приедешь в конце срока, мы отдадим тебе твой паспорт.
– И все?
– И все, – сказал он, хитро улыбаясь.
– И как же мне в Ташкент отлучиться?
– Напишешь заявление, что тебе надо уехать по семейным обстоятельствам, и я дам тебе открепление.
Я последовал его совету и через несколько дней уехал в Ташкент «по семейным обстоятельствам». Там лег в больницу, отправил телеграмму и справку коменданту. А когда срок закончился, я прилетел в Коми, забрал паспорт, и на этом моя эпопея на стройке газопровода завершилась.
Я снова отправился в столицу. Вернулся в карточную жизнь. Женился на Татьяне. Прописался в Москве, воспитывал сына Мишу. В 1979 году у меня родилась дочь Лола. Меня окружали замечательные люди. Казалось, жизнь наступила спокойная и радостная. Но, как показало время, судьба моя была сплошь исполосована черными и белыми линиями.
Лето 1985 года ознаменовало мое вступление в очередную черную полосу. Поездка в Сочи всей семьей обещала массу удовольствий. В памяти возникает людная набережная, пышная зелень, ажурные тени пальм на залитом солнцем асфальте. Мы все – я, Татьяна и маленькая Лола – были одеты в белое, и этот белый цвет стал для меня на долгие годы символом Сочи. Тогда там гастролировали Иосиф Кобзон, Юрий Антонов, Янош Кош. Вечерами они были заняты, потому что давали концерты, а днем пользовались каждой выпадавшей им минутой, чтобы выйти на пляж и позагорать немного.
Разумеется, в Сочи было много картежников. Но играли мы только на пляже, ни о каких гостиничных номерах на курорте речи не шло. Играли без денег – на честное слово, поэтому придраться к нам не могли. А на пляже от скуки картами развлекался каждый десятый отдыхающий, так что профессиональные каталы легко терялись в общей массе.
И все же нас знали. Как-то раз на улице мне указали местного майора милиции и предупредили, что он занимает высокую должность. При встрече на улице или при входе на пляж мы обязательно здоровались с ним, обменивались приветливыми взглядами и даже иногда беседовали о каких-то пустяках. Он всегда разговаривал доброжелательно, улыбался радушно, и понемногу у меня сложилось впечатление, что майор симпатизирует мне. Если во время наших коротких встреч я был с Лолой, он непременно шутливо трепал дочку по затылку и пожимал ее ручонку.
– Красавицей будет, – весело предсказывал он. – В родителей пошла.
– Да, Лола очаровательный ребенок, – соглашался я.
В один из вечеров, когда солнце уже коснулось моря, этот майор остановил меня на набережной.
– Привет, Алик. Закурить не найдется?
– Я не курю.
– Извини, забыл. Послушай, ты не мог бы завтра заскочить утром в отделение милиции?
– Мог бы.
– Часам к одиннадцати. Устраивает?
– Вполне.
– И возьми с собой паспорт.
– Ладно.
Утром я сказал жене, что меня зачем-то вызвали в милицию.
– Что-нибудь произошло?
– Нет, просто попросили зайти.
– И ты не поинтересовался зачем?
– Ну... Как-то в голову не пришло, – ответил я, потирая глаз.
– Что с глазом?
– Наверное, что-то попало, – сказал я, остановившись перед зеркалом. – Дай посмотрю. – Жена подвела меня к окну, но ничего не увидела. – Болит?
– Дергается что-то.
– Промой холодной водой, Алик...
Я отмахнулся и быстрым шагом направился в отделение милиции, намереваясь оттуда пойти прямо на пляж. В комнате начальника отделения меня уже ждали за столом четверо офицеров. Знакомого майора там не оказалось.
– Здравствуйте, Алимжан, присаживайтесь.
Я подвинул стул к столу.
– Алимжан, вы, кажется, играете в карты?
– Многие играют.
– Но вы играете профессионально?
– Как посмотреть на это. Есть игроки получше, есть похуже.
– И вы нигде не работаете?
– У меня жена работает.
– Кем?
– Секретарем у Тухманова.
– У знаменитого композитора? – уточнили они с удивлением.
– Да, – подтвердил я.
Они переглянулись и после недолгой паузы, пошептавшись меж собой, продолжили допрос.
– А вы, значит, не работаете?
– Нет. Жена получает пятьсот рублей. Нам вполне хватает.
– Сколько получает? Пятьсот рублей?
Зарплата моей жены их по-настоящему удивила. В то время инженер получал 120 рублей, младший офицер в армии – 250-300.
– Да уж, – крякнул один из милиционеров.
– Что вас смущает? – спросил я.
– Нас смущает, что вы не работаете, гражданин Тохтахунов.
– Почему вы в такой форме ко мне обращаетесь? Почему вдруг «гражданин»?
– Нам придется задержать вас.
– Меня? За что? На каком основании?
– За тунеядство.
– Но...
– Вопросы излишни, гражданин Тохтахунов. Поступило такое распоряжение...
В следующее мгновение в кабинет вошли два сержанта и ловкими движениями сняли с меня ремень.
– Подождите! Что же это такое?!
Они не ответили и повели меня, грубо толкая в спину, в подвальное помещение. Когда и кто сообщил моей жене о моем аресте, не знаю, но вечером кто-то из друзей передал мне в камеру цыпленка табака из ресторана. Я съел его без малейшего аппетита. Все мои мысли были заняты арестом. Попасть в камеру, находясь на сочинском курорте, было верхом абсурда! Поверить в такое мог только фантазер с извращенным воображением. И все же я, одетый в белые брюки и белую рубашку, сидел в спецприемнике вместе с бомжами.
Так минуло несколько дней.
Затем появился следователь. Он был довольно молод, но меня поразила его ответственность. Он понимал, что тунеядство – лишь повод для моего задержания и что действительной причиной были карты. Он не раздражался, не торопился, не пытался обвинить меня в чем-то, что не имело ко мне отношения.
