Роковой шаг был сделан, и 11-го Цезарь уже знал о случившемся через курьеров. Решение давно уже было принято им: хотя с собою у него было лишь около пяти тысяч человек, но он знал, что и у врагов дело обстоит не лучше, так как из 10 легионов, на которые они могли рассчитывать, семь находились в Испании, два – на юге Италии, около Капуи, и лишь один – в окрестностях Рима. Правда, Помпей сильно надеялся еще на сулловых ветеранов, расположенных в кампанских колониях, и уверял всех и каждого, что стоит ему лишь топнуть ногою, как вокруг него вырастут солдаты; но это было чрезвычайно сомнительно и Цезарь был уверен, что, покуда его противник успеет осмотреться, он, Цезарь, овладеет уже всем севером Италии. Тем временем подоспеют и другие его девять легионов из Трансальпийской Галлии, и он сможет пойти на самый Рим. Заручившись поэтому согласием своего легиона и послав остальным приказ выступить немедленно ему на помощь, он 15 января днем отсылает вперед несколько когорт, а сам с остальными догоняет их ночью, недалеко от Рубикона, в 30 верстах от Равенны. За этой рекою начинались владения сената, въезд в которые проконсулам был воспрещен, и Цезарь, как гласит известный, хотя и довольно сомнительного достоинства, анекдот, остановился в этом месте в раздумье, колеблясь, вернуться ли ему назад, пока не поздно, или пойти вперед. Наконец, он решился: встряхнув головою, он воскликнул: “Жребий брошен!” – и первый вошел в реку. Он немедленно, не дав войску передохнуть, направился к Аримину, небольшому городу при Адриатическом море, и на заре достиг его и взял без боя. Здесь нашел он направлявшихся к нему Антония и Куриона, равно как и посланца от Помпея с письмом, в котором двуличный друг извиняется в своем недавнем поведении и выражает желание помириться. Конечно, это было сделано лишь с целью выгадать время, но Цезарь, желавший показать свое миролюбие, ответил изъявлением своей готовности сложить власть, если то же сделает и Помпей, и просил личного с ним свидания. Гонцы помчались теперь обратно к Помпею, но его уже не было в Риме: лишь только разнесся слух о переходе Цезаря через Рубикон и о падении Аримина, как всем почтенным сословием сенаторов овладела смертельная паника, и все они, со своим вождем, напрасно топавшим ногою, бросились бежать на юг, забыв впопыхах даже захватить государственную казну. Вся Аппиева дорога была покрыта знатными беглецами в носилках и верхом, опрометью скакавшими к Капуе, где стояли два жалких их легиона; насилу гонцы догнали их, не доезжая этого города, и вручили Помпею письмо Цезаря. Ответ заставил себя несколько ждать – утомленные беглецы едва переводили дух; наконец, через два дня он был вручен и отвезен обратно. Оказалось, что от Цезаря требуют безусловной покорности и распущения войска, после чего только и могут начаться переговоры о мире! Это было уже слишком, и Цезарь, в свою очередь, ответил на это занятием Ареция и целого ряда других важных пунктов, как Игувий, Ависим, Фанум, Пизанум и др.
Так началась междоусобная война, приведшая к гибели республиканского строя. Прежде чем раздался выстрел с той или другой стороны, вся северная половина Апеннинского полуострова была уже в руках Цезаря; но вместо того, чтобы идти на беззащитный Рим, победитель предпочел направиться к Капуе, чтоб отрезать Помпею отступление из Италии и помешать ему переправиться на восток: там еще была жива память о его подвигах, и обаяние его имени могло привлечь большие силы под его знамена. Путь Цезаря лежал через область Тирену, и здесь ему впервые пришлось встретить сопротивление со стороны города Корфиния. Это был весьма важный стратегический пункт, господствовавший над всей центральной Италией, и туда бросился с многочисленной знатью знакомый нам Л. Домиций Агенобарб, чтоб задержать Цезаря. Последний приступил к его осаде, и через семь дней гарнизон, не получая от Помпея помощи, заставил Домиция капитулировать. Все запасы, арсеналы и вся знать попали в руки Цезарю; но, отчасти из великодушия, отчасти из расчета, он всех отпустил на свободу, отдав им даже их казну. Этим он привлек на свою сторону многих нерешительных людей, оттого лишь не пристававших к нему, что видели в нем второго Мария или Суллу и опасались проскрипций. Даже Цицерон, еще незадолго до того называвший его вором и грабителем, переменил теперь тон и в частных письмах выражает уверенность, что к Цезарю пристанет вся Италия, если он и впредь так будет поступать, как поступал до сих пор. И оратор не ошибся: весь путь Цезаря представлял триумфальное шествие, сопровождаемое отовсюду изъявлениями восторга и покорности. Зато, подойдя к Капуе, ему пришлось узнать, что Помпей улизнул из его рук: удалившись в Бриндизи, главный порт Италии на востоке, последний уже деятельно занимался переправою своих войск в Эпир и готовился вскоре сам последовать за ними. Цезарь, располагавший шестью легионами, бросился туда с необыкновенною быстротою: он осадил город 6 марта и пробовал было вступить с противником в переговоры; но тот отказался, ссылаясь на отсутствие консулов и сената, а 17-го очистил город, отчалив с последними остатками армии в Грецию. Цезарю, не имевшему ни одного корабля, пришлось отступить, но во всей Италии уже не было ни одного врага.
Через два с половиной месяца после перехода через Рубикон, Цезарь подступал теперь к Риму его полновластным владыкою. Так как консулы уехали из Италии вместе с Помпеем, трибуны М. Антоний и Кв. Кассий Лонгин, пользуясь древнею прерогативою, созвали за городом сенат для выслушивания отчета Цезаря в его последних действиях. Это было жалкое собрание: составленное отчасти из давнишних жрецов галльского золота, но большею частью из помпеян, пытавшихся было бежать, но вернувшихся с полдороги, оно, как испуганное стадо, внимало вежливым речам Цезаря и робко отвечало аплодисментами на его заверения в миролюбии и патриотизме. Оно выразило свое искреннее пожелание скорейшему окончанию братоубийственной войны и уполномочило Цезаря вступить в переговоры с Помпеем. После этого оно с миром разошлось, и Цезарь, забрав казну и назначив М. Лепида префектом города, а М. Антония – начальником италийских войск, оставил Рим после двухнедельного пребывания в его окрестностях.
За неимением флота он все еще не мог преследовать Помпея и потому обратил теперь свое внимание на Средиземное море, где много важных пунктов находилось в руках его противников. Прежде всего под самым боком были Сицилия и Сардиния, житницы Рима, занятые Катоном; с другой стороны, была Иллирика, тоже хлебородная провинция, в недалеком расстоянии от Эпира, также в руках помпеян; на крайнем же западе была Испания, провинция Помпея, где стояли семь легионов, цвет римской армии, готовые ежеминутно отправиться на соединение со своим вождем. Оттого еще из Бриндизи Цезарь отрядил верного Куриона с четырьмя легионами в Сицилию прогнать Катона, а немного позже послал на подобные же миссии Кв. Валерия в Сардинию и К. Антония в Иллирику. Теперь же, посетив Рим, он решил сам отправиться в Испанию. Ему пришлось ехать через Римскую Провинцию, и здесь город Массилия (Марсель), важный торговый и культурный центр, населенный греками, войдя в переговоры с крейсировавшим тут же А. Домицием, запер перед ним ворота. Он пробовал было его осадить, но, видя, что дело может затянуться надолго, передал ведение осады К. Требонию и Д. Бруту, а сам поспешил далее. Испанские ветераны находились под начальством помпеевых легатов: Л. Афрания, имевшего три легиона, М. Петрея – два, и М. Теренция Варрона, знаменитого ученого, имевшего также два. Цезарю впервые предстояло иметь дело с армией, прошедшей ту же школу дисциплины и тактики, что и его, и первое время он действительно проигрывал: Афроний и Петрей соединились и нанесли несколько жестоких поражений непобедимому дотоле полководцу; но талант последнего взял верх, и оба легата принуждены были вскоре сложить оружие. Сами они, по обычаю Цезаря, были отпущены на все четыре стороны, но лучшая часть их армии была присоединена к армии победителя, и только новобранцы получили расчет. Немного спустя и Варрон, понимавший в книгах больше нежели в военном деле, сдался без боя близ Кордовы, и Цезарь, блестяще окончив кампанию в сорок дней, мог вернуться обратно в Италию. Одновременно, нужно добавить, и Курион выжил из Сицилии Катона, с достоинством удалившегося в Эпир, и Валерий овладел Сардинией; но первый, перенесший военные действия в Африку, вскоре погиб в борьбе с Юбою, царем мавританским, а К. Антоний проиграл решительное сражение в Иллирии и был взят в плен. Цезарь возвращался домой тою же дорогою, которою приехал, и по пути опять остановился перед Массилией, все еще державшейся, несмотря на инженерное искусство осаждающих. Узнав, что Цезарь вернулся из своей экспедиции победителем и что ей, стало быть, нечего ждать уже помощи из Испании, она теперь капитулировала, сдавшись на дискреционных условиях. Несмотря на досаду за ее упорство и на недвусмысленные требования солдат предать богатый город грабежу, благоразумный победитель не сделал Массилии никакого зла и даже возвратил ей ее самоуправление и хартии. Это ему даром не прошло: стоявшие в Плацентии (Пьяченца), в долине По, несколько легионов давно уже волновались, не получая обещанных наград, и теперь, по прибытии из-под Массилии солдат, обманутых в своих надеждах на грабеж, открыто возмутились, браня своего полководца и требуя расчета. Немедленно Цезарь кинулся туда: он изъявил свою готовность раскассировать всех их тут же на месте и, вместо обычного своего обращения “солдаты”, обозвал их словом “Quirites”. Это имело магический эффект: не только, значит, Цезарь, ведший их к стольким победам, не нуждался в них, но еще презрительно называл их квиритами – простыми гражданами, не носившими оружия. Военная честь была затронута, и с криком раскаяния мятежные солдаты бросились к его ногам, умоляя простить их и принять снова на службу. Цезарь долго отказывался, но, наконец, уступил, предав, однако, казни 12 зачинщиков.
