Об освобождении Эрнесто начало хлопотать аргентинское посольство (заместителем посла был его дальний родственник). Узнав об этом, Че сказал: «Я выйду отсюда только вместе с кубинцами...»[48].
Но арест конспираторов и грубое обращение с ними вызвали протест мексиканской общественности. За них стали ходатайствовать экс-президент Мексики Ласаро Карденас, экс-министр Эриберто Хара, профсоюзный лидер Ломбардо Толедано, художники с мировым именем Давид Сикейрос и Диего Ривера и др. Да и заключенные объявили голодовку. Под этим давлением мексиканские власти, кстати сказать, не очень жаловавшие тирана Батисту, после месячного заключения выпустили на свободу всех задержанных, кроме Эрнесто Гевары и кубинца Каликсто Гарсии, обвиненных в нелегальном проникновении в Мексику.
При выходе мужа из тюрьмы Ильда принесла туда только что купленный для него костюм любимого им кофейного цвета: вороватые тюремщики оставили их с Каликсто почти в нижнем белье. Че костюм понравился, поцеловал жену и со словами «надевай, тебе тоже подойдет» протянул обновку кубинскому товарищу. А как же был одет сам даритель? Об этом мы знаем со слов Марии-Антонии:
«Я увидела Че в дешевом прозрачном плаще и старой шляпе. Он смахивал на огородное пугало. И я, желая рассмешить его, сказала ему, какое он производит впечатление... Когда нас вывели из тюрьмы на допрос, ему единственному надели наручники...»[49].
В его отсутствие батистовские агенты под видом обычных воров проникли в квартиру, которую Эрнесто с семьей снимал в Мехико. Все было перевернуто в поисках чего-либо конспиративного, а для маскировки взяты пишущая машинка и фотоаппарат. Первой реакцией Че на сообщение Ильды об этом было: «Только ты не вздумай тратить деньги, которые нам дает организация на жизнь, для приобретения нового имущества».
Наконец будущие экспедиционеры вновь собрались все вместе: с некоторым опозданием отмечали очередную годовщину штурма Монкады. Фидель «колдовал» над спагетти с креветками и сыром. Вспоминали погибших на Кубе, в том числе — во время попытки в апреле захватить казарму Гойкурия в г. Матансас, недавнее заключение; уточняли планы дальнейшей подготовки экспедиции... Фидель обратил внимание на молчавшего Гевару: «Че, ты что молчишь? Может быть, потому, что теперь уже находишься под контролем?» (он имел в виду предстоявшую свадьбу Эрнесто и Ильды. — Ю.Г.)...
Приготовления шли к концу. Была приобретена яхта с английским названием «Гранма». Принадлежавшая известному шведскому этнографу В. Грину, она была рассчитана на 8—12 человек, хотя в отряде Фиделя было 80(!) человек... В Мехико приезжает уже упоминавшийся Франк Паис. Он сообщает о готовности его соратников поднять в провинции Орьенте восстание в условленный день и передает Фиделю собранные ими деньги.
Но снова неожиданная проблема: Фидель узнает, что его собственный телохранитель Рафаэль дель Пино, на имя которого куплена «Гранма» и у которого хранится спрятанный радиопередатчик, собирается выдать всю группу за 15 тысяч долларов батистовским агентам в Мехико.
Отдается срочный приказ об изоляции провокатора и о немедленном сборе отряда в рыбацком порту Туспан, где у причала его ждет на якоре «Гранма» (учитывая деликатность проблемы, автор никогда не спрашивал у кубинских друзей о дальнейшей судьбе дель Пино; как-то раз я прочел в западной прессе упоминание о нем: что он якобы был надежно заперт в заброшенном пакгаузе. — Ю.Г.). Одновременно командир отряда приказывает припрятать в Мексике в надежном месте с десяток винтовок и объясняет удивленным соратникам:
«Если нас снова постигнет неудача, я вернусь в Мексику, снова соберу надежных людей и снова вернусь на Кубу, десантировавшись с самолета в горах. И так буду делать до тех пор, пока меня не убьют или мы не освободим нашу родину or тиранов и эксплуататоров»[50]. Излишне говорить, насколько такая позиция уже тогда отвечала взглядам Гевары...
В день отплытия даже в порту штормило, моросил дождь, дул сильный ветер. Погрузка прошла четко и быстро (спасибо, что получившая накануне «на лапу» портовая полиция «куда-то подевалась!»). Все готово к отплытию, но нет пятерых «пассажиров», в том числе Че. Один из них — Каликсто Гарсия — вспоминал позднее:
«Найти машину ночью оказалось очень трудно. Наконец остановили одну и попросили за деньги довезти нас до порта... На полпути водитель, заподозрив что-то неладное, отказался ехать дальше. Тогда Че сказал мне: «Наблюдай за дорогой, а шофера я беру на себя». С трудом он уговорил водителя довезти нас до местечка Роса-Рика, что на половине нужного нам пути. Там мы пересели на другую машину и прибыли к месту назначения — в порт Туспан»[51].
Как только опоздавшие ступили на борт, Фидель приказал команде: «Отдать концы! Запустить мотор!» Загруженная выше ватерлинии «Гранма» с потушенными огнями тяжело отчаливает и ложится курсом на Кубу. Собравшиеся на палубе повстанцы (именно теперь их можно так называть) поют кубинский гимн...
В открытом море шторм стал более ощутимым: яхту швыряло как поплавок, ее постоянно сбивало с курса, резко снизилась предельная скорость. В своих воспоминаниях Гевара напишет:
«Судно стало представлять собой трагикомическое зрелище: люди сидели с печальными лицами, обхватив руками животы, одни — уткнувшись головой в ведро, другие — распластавшись в самых неестественных позах. Из 82 человек только два или три матроса да четыре или пять пассажиров не страдали от морской болезни»[52].
Сам Эрнесто еще страдал и от острого приступа астмы (уже на борту он вспомнил о забытом дома ингаляторе), но крепился, шутил и подбадривал других: ведь он был врачом отряда.
Правда, картина плавания будет не полной, если не привести примеры того, что сами кубинцы называют «релахо кубано» (кубинский кавардак, при «мягком» переводе. — Ю.Г.). Вот только некоторые из них, описанные самими участниками экспедиции.
Внезапно на яхте появилась течь. Насос для откачки воды испортился. Мотор заглох. Стали вычерпывать воду ведрами. Для сокращения осадки судна за борт побросали ящики с консервами. И только тогда (!), когда стали внимательно осматривать яхту, раздался крик из туалета: «Кто забыл закрыть кран в уборной?!»[53].
Бывший моряк Роберто, назначенный Фиделем штурманом судна, стараясь определить местонахождение «Гранмы», залез на крышу капитанской рубки, откуда высокая волна «спокойно» смыла его в море. Яхта несколько часов кружила на одном месте, пока не был обнаружен и поднят живым на борт горе-морячок.
