-- Если сейчас обстрел начнется, смотри, как Теннисный Шарик в люк залетать будет.
Теннисным Шариком мы называли начальника штаба батальона, он был небольшого роста, толстенький и круглый. Комбатовский БТР ехал за БТРом полкача, потом БТР ротного и после наш, у комбата и Шарика автоматы были внутри, а сами они сидели на броне. Мы с Шавкатом взяли в руки автоматы и сидим смотрим вперед на БТР комбата, а сами обкуренные как удавы. Вдруг возле БТРа комбата взорвалась граната, и пулеметная очередь по БТРам. Шарик залетел в люк как пуля, мы с таджиком чуть со смеху не упали, начался обстрел и переполох, все давай лупить по кишлаку. Танкисты несколько раз проехались туда сюда вдоль кишлака и постреляли в него из своих пушек, мы тоже с пулеметов и гранатометов пошуровали. Пехота стала готовиться к проческе, мы все затарились боеприпасами и стали ждать команды, потери после обстрела составили несколько раненых и один убитый, подъехали две таблетки и забрали раненых. Но прочески мы не дождались, полкач дал команду отменить проческу и вызвал вертушки для обработки кишлака, а колонна двинулась дальше. Рота наша стала на блок, километрах в пяти от того места, где нас обстреляли. Стояли мы на возвышенности, и нам хорошо было видно кишлак, с которого обстреляли колонну. Было видно, что в кишлаке этом нет никого, естественно, что все уже затарились потому что знали, что сейчас их начнут бомбить. А в кишлаке, который находился с другой стороны колоны, видно было шевеление, там не думали прятаться и продолжали жить своей жизнью, так как с их стороны залета не было и они не боялись. Вдруг появились четыре вертушки и начали бомбить ракетами кишлак, а мы смотрим и не врубимся, что происходит, они же бомбят не тот кишлак, а другой, и все спокойно наблюдают и молчат. Первым включился, Шавкат и крикнул:
-- Они же не туда бомбят, надо полкачу сказать по рации!
Мы запрыгнули в БТР и передали полкачу по рации, в чем дело, слышим, полкач говорит танкистам:
-- Покажите вертушкам, куда бомбить надо.
Танкисты дали пару залпов в другой кишлак, летуны врубились, в чем дело, и переключились на другой, а первый кишлак ни за что разнесли, по запарке короче. Ну и хрен на него, мало ли их по Афгану было раздолбано, и за дело и без дела или просто ради спортивного интереса.
На блоке мы проторчали две недели, первую неделю бомбили МИГами ущелье, за это время духи сбили два МИГа. Потом бросили десантуру, но десантники начали нести большие потери, санитарные вертушки только успевали туда сюда мотаться, и десантников с ущелья убрали. Потом опять начали бомбить ущелье МИГами и СУ-17, на МИГах летали сарбосовские летчики, а на СУ-17 наши. Десантуру снова забросили в горы с другой стороны ущелья, а нас подтянули к подножию гор, но БТРы по горам ездить не могут, мы немного продвинулись пешком, но впереди были отвесные скалы и пришлось остановиться; было слышно, что сверху идет бой, а мы снизу ничем не могли помочь. Потом поступил приказ пехоте готовиться к десантированию с вертушек, и мы стали спускаться, внизу нас ждали 2 вертушки. По быстрому запрыгнув на борт, мы поднялись в воздух, на вертушках мне, конечно, приходилось летать, но десантироваться -- нет.
Когда подлетали к ущелью, летчик крикнул:
-- Я садиться не буду, тут камни, зависну метров пять над землей, прыгали когда-нибудь с вертушек?
-- Нет, не приходилось, мы же пехота, -- ответил взводный.
-- А с крыши в детстве прыгали?
-- Да, да, -- ответили мы.
-- Ну, тогда ни пуха, -- крикнул летчик.
И мы начали высыпаться с вертушки, я спрыгнул удачно, и вроде ничего не повредил, все остальные тоже попадали без происшествий. А вот другому борту повезло меньше, духи задели двоих, одного ранили в живот, а другому прострелили ноги. В общем, на себе пришлось испытать незавидную долю десантников. В пехоте тоже конечно не мед, хотя чего сравнивать, каждому своя доля выпала на этой войне, кому-то может меньше, кому-то больше, кто-то вообще по каптеркам, штабам и кухням протарахтел всю службу, но как говорится, каждому свое.
Как только мы попадали с вертушек, бой завязался тут же -- откуда духи лупят не видно, но такое ощущение, что со всех сторон, и не понятно, куда же стрелять, а стрелять надо, и чем быстрее тем лучше. Хорошо, что вокруг лежали глыбы, а не открытое место, иначе бы нашими трупами усеяли всю площадь. Спасибо летчикам, знают, где зависнуть. Вертушки начали по быстрому улетать, долго висеть над землей для них самоубийство, для духов сбить вертушку большая честь и неплохая за это плата. И опять надо отдать должное летчикам, улетая, они влупили из своих пушек в сторону духов, как бы показывая, куда нам надо ориентироваться. Положение у нас было незавидное, нам надо было выбить духов из ущелья, или самим здесь остаться, ничего другого не оставалось. У духов положение было тоже не из лучших, с одной стороны десантура, с другой мы, но духи были на возвышенности, а мы в низине, и поэтому нам доставалось прилично. Не прошло и часа, а у нас уже шесть человек было ранено, а бой не прекращался ни на минуту. Сказать честно, было страшновато, а контролировать себя все равно надо, иначе ты труп. Но в бою страх какой-то мимолетный, временами про него не думаешь просто-напросто. А вот во время затишья перед боем, или во время прочески кишлака, когда можно из любого дувала пулю в лоб получить, да когда сидишь наблюдающим на блоке где-нибудь в горах, и ночь -- хоть глаза выколи, да плюс ко всему еще и обдолбишься, вот это настоящий, леденящий душу страх, словами его не передать.
Снова подлетела вертушка, сбросила нам боеприпасы и забрала раненых, от летчиков мы узнали, что с другой стороны духи сбили санитарный вертолет с ранеными на борту, все погибли. Мы немного продвинулись вперед и соединились с десантурой, а духи ушли в глубину ущелья, но бой еще продолжался. Я не знаю точно, сколько духов мы замочили, я лично видел вблизи двоих, один валялся развороченный весь, видно в него попал ПТУРС с вертолета, другой лежал недалеко с перебитым горлом, еще несколько валялись вдали, но время не было считать духовские трупы, так, мельком глянешь, и дальше погнал. Не далеко от меня взорвалась граната от гранатомета, но вроде пронесло, только ногу немного задело осколком. Осколок сидел неглубоко и кончик его торчал из-под кожи, я пытался его вытащить, но не получалось, наверно потому, что делал это сам себе.
Вдруг откуда-то появился капитан с десантуры, он посмотрел и спросил:
-- Что такое, пуля что ли?
-- Да нет, не пуля, кусок жестянки, наверно, от корпуса гранаты, -ответил я.
-- Давай сюда ногу, я, бывало, и похуже раны ремонтировал.
Капитан штык-ножом и большим пальцем зацепил и выдернул осколок, было больно, но терпимо. Потом этот капитан говорит:
