Я, мама, скорее жесток по отношению к самому себе и вправе отвергать в других то, что я отвергаю и исправляю в себе самом. Я больше ничуть не кокетничаю мыслями – такое кокетничанье ведет лишь к тому, что становишься между тем, что видишь, и тем, что описываешь. Как можете вы хотеть, чтобы я писал: принял ванну... или обедал у Жака... Мне так все это безразлично.
Я в самом деле люблю вас, мамочка, всей душой. Надо простить мне, что я не весь на поверхности, а глубоко внутри. Я такой, каким могу быть, и это иногда даже немного тяжело. Очень мало людей, с которыми я по-настоящему откровенен и которые хоть капельку знают меня. Вы действительно единственная, которой я даю больше всего от себя и которая немного знает нутро этого болтливого, поверхностного типа, которого я предлагаю Н., потому что было бы почти отсутствием достоинства предлагать себя каждому.
Целую вас, мама, от всего сердца.
Антуан».
Недовольство собой никогда не доходит у Антуана до самоотрицания, до отчаяния. Внутреннее беспокойство его имеет вполне ясную причину; он хочет освободиться от литературного, несамостоятельного взгляда на себя и на жизнь. К началу 1926 года он обладает уже первым весомым доказательством своего незаурядного таланта.
В салоне Ивонны де Лестранж в 1925 году Антуана знакомят с молодым человеком, его ровесником – писателем Жаном Прево. Антуан рассказывает о самолете, о новом мире, открывающемся тому, кто поднимается в небо. Техника и душа – новое в жизни человека и вечное ее начало, новая радость, рожденная их слиянием, – так представляет Антуан собеседнику круг своих впечатлений и мыслей.
– Я люблю слушать летчиков, – говорит Антуан. – Их рассказы лаконичны, как рапорты…
И сам он рассказывает о своих впечатлениях этим сжатым и точным языком, своим языком: «Мощные колеса придавили тормозные колодки. Трава, прибитая ветром от винта, как будто течет метров на двадцать позади... Рев мотора попеременно то затихает, то усиливается, наполняя воздух плотной, почти твердой средой, которая смыкается вокруг тела…
Медленно вырулив против ветра, пилот тянет на себя рукоятку подачи газа...
Земля натягивается под колесами и мчится, словно приводной ремень. Ангары на краю аэродрома, деревья, затем холмы возвращают горизонт, а сами ускользают». Это о взлете.
А вот о спуске: «Земля внушает доверие своими четко очерченными полями, геометрическими лесами, селеньями. Пилот ныряет, чтобы сильнее насладиться ею. Сверху земля выглядела голой и мертвой; самолет спускается – она одевается. Снова ее обтягивают леса; холмы и долины образуют перекаты: земля дышит».
Слушатель поражен точностью и строгостью рассказа, неожиданной красотой образа. Кроме того, он, человек опытный, знающий и начитанный, впервые слышит живой рассказ о самолете. До сих пор литература этим не интересовалась. Он знает об Антуане, что тот – бывший летчик, механик. Откуда же эта емкость фразы, изящество стиля?
– Но вы должны написать все это, – говорит Жан Прево.
Все это уже написано. Сент-Экзюпери цитирует отрывки из своей первой книги. Каждую фразу он сначала продумал, взвесил, выверил и только потом записал. Он помнит наизусть весь текст.
Эта повесть (впоследствии утерянная) далеко не завершена. Сент-Экзюпери называет ее «Бегство Жака Берниса». Почему бегство? В этом названии – нравственный смысл повести: молодой пилот бежит от пустой и никчемной жизни салонов к простому н прекрасному делу, которое приносит ему новую жизнь, новую и крепкую связь с землей.
Жан Прево – сотрудник журнала «Навир держан», который издает известная меценатка, ценительница современной литературы Адриенна Монье. Он приносит ей рукопись, и в апреле 1926 года огрызки, изображающие полет и смерть героя Экзюпери, появляются на страницах журнала, где несколько лет назад был напечатан один из первых рассказов Хемингуэя. «Это непосредственное искусство и дар достоверности кажутся мне удивительными у начинающего», – пишет в предисловии Жан Прево.
Друзья рады успеху Антуана. Но мыслят они его книжными штампами: Сент-Экзю – это герой Бальзака, который завоюет своим пером богатство, славу, Париж и весь мир. Но этот «герой Бальзака» совершает совсем неожиданный для друзей поступок. Аббат Сюдур, прежний учитель Антуана в школе Боссюэ, представляет его некоему Беппо де Массими, человеку, весьма известному среди летчиков, директору авиакомпании «Латекоэр». Разговор между ними идет о службе, которую ищет молодой человек.
Высокий, застенчивый, Антуан как будто стесняется того, что занимает в кресле слишком много места.
Директор компании говорит:
– Вы пройдете испытания в Тулузе. В случае успеха вы будете назначены пилотом на наших линиях. В этой должности вы пробудете до особого распоряжения,
– А потом? – спрашивает Антуан, явно беспокоясь.
– Потом... Нашему начальнику эксплуатации нужен заместитель.
– Нет, нет, сударь... – говорит Антуки, краснея. – Я хочу летать, только летать!
Аббат Сюдур явно не понял душу своего бывшего ученика. Он устраивал ему карьеру...
– Хорошо. Когда хотите отправиться в Тулузу?
– Хоть сегодня вечером, если нужно.
– Ладно. Спросите там господина Бора, нашего начальника эксплуатации.
– ...Прощайте, – говорит Антуан друзьям. – Теперь я почтовый летчик.
– А как же литература, Сент-Экзю? – спрашивает наивная Ринетта.
– Прежде чем писать, нужно жить, – следует ответ.
К этому можно добавить, что за год службы торговым агентом Экзюпери продал лишь один-единственный грузовик...
Еще не отгремели последние залпы первой мировой войны, еще земля продолжала сотрясаться от разрывов бомб, а уже некоторые дальновидные, предприимчивые люди задумывались над тем, чтобы превратить самолет из средства разрушения в средство связи, из орудия, несущего смерть, в средство сближения между людьми.
Такие дальновидные люди исчислялись единицами. На них сначала смотрели как на сумасшедших. Но их поддерживала непреклонная воля и вера в успех своего начинания. Они сумели вдохнуть свою веру и сплотить вокруг себя всех тех, кто с окончанием войны остался как бы за бортом и жил надеждой, что его недавно, в особых обстоятельствах приобретенное ремесло летчика станет жизненно необходимым делом.
Одним из таких дальновидных, по-своему великих людей, положивших начало легендарной ныне Линии, был инженер и промышленник Пьер Латекоэр.
Латекоэр-старший, владелец лесопилки в Баньер-де-Бигор в Пиренеях, своим упорством и сметкой в делах сколотил к концу жизни немалый капитал. Но ему не хватало все же размаха. Он и сам понимал это и дал своему преемнику – сыну прекрасное техническое образование, открывавшее ему все горизонты. Пьер, унаследовавший от отца упорство и деловую сноровку, тотчас же по окончании «Эколь сентраль», одного из лучших французских технических институтов, приступает к реорганизации отцовского предприятия и на его базе создает вагоностроительный завод. Чтобы обеспечить свое предприятие заказами, этот двадцатитрехлетний инженер-предприниматель рвет и в других отношениях с рутиной, едет в Румынию и Венгрию, где заключает выгодные сделки. Вскоре баньерский завод оказывается уже недостаточным, чтобы удовлетворить все растущий спрос. Латекоэру удается за бесценок приобрести значительный участок земли на окраине Тулузы в Монтодране, он переносит сюда в первую очередь кузнечные цехи завода.
