В первую очередь попал под огонь барановской критики создатель «поповок» вице-адмирал А. А. Попов, признанный «всесильный временщик» в морском ведомстве эпохи Александра II, а следом за ним и августейший брат императора – генерал-адмирал Константин Николаевич. Ответ последовал незамедлительно. Для начала героя войны оставили без очередного назначения. Баранов был глубоко оскорблён. Листая свежие номера «Морского сборника» с приказами о новых производствах, он негодовал:
– Все, кто турецкую войну в борделях кронштадтских пересидели, уже в адмиралы выкарабкиваются, а я горемычный всё при своём капитанстве остаюсь!
Уже известный нам недоброжелатель Баранова адмирал Шестаков, проведший более времени при дворе, чем в море, на слова такие оскорбился: «Как бы то ни было, фортуна накрепко завязала глаза, и Баранов оправдал пословицу „не родись красив, а родись счастлив“. Его бой на „Весте“, удачно размалёванный в рапорте, доставил ему славу и почести, ещё более вздутые впоследствии взятием турецкого парового транспорта с десантом. По-моему, действительно подвигом можно считать только помощь, оказанную им у Гагр Шелковникову и перевоз раненых с Кавказа в Керчь под турецкими дулами. Всё остальное – блёстки, утешительные для русского самолюбия, но более всего выказывающие турецкую шатию и невежество. Бой „Весты“ был совершенно приравнен к бою „Меркурия“. Те же награды достались на долю счастливцев, но вот разница времени: Казарский остался на своих лаврах скромным офицером, несмотря на аксельбант, а Баранов внезапно силой святого духа преобразился в авторитет».
Дальше – больше, и вскоре Баранов получил ещё один удар, да какой! Не без одобрения свыше на Баранова обрушился капитан-лейтенант Рожественский со своими разоблачениями недавних подвигов. Причины его выступления в открытой печати были вызваны прежде всего желанием показать свою принципиальность высшему начальству, «обиженному» критикой Баранова. Удар Рожественским был нанесён умело и на редкость подло.
Неожиданно для всех Рожественский публично объявил, что подвиг «Весты» не подходит под статус ордена Святого Георгия (поражение сильнейшего неприятеля, взятие орудий и т. п.). После этого он начал обвинять своего бывшего командира в приукрашивании событий. Рожественский писал, что неправдой является то, что Баранов якобы собирался преследовать повреждённый турецкий броненосец и отказался от этой мысли только из-за перебитых штуртросов рулевого управления «Весты». Откуда было Рожественскому знать, о чём думал Баранов, стоя на ходовом мостике в конце боя, когда сам он в это время находился на юте, сказать сложно…
Чтобы нанести удар по Баранову посильнее, Рожественский хотел было заручиться поддержкой знаменитого адмирала Бутакова, но тот в раздуваемой интриге участвовать наотрез отказался, да и Рожественскому посоветовал не марать своё имя столь грязными делами. Но бойкого капитан-лейтенанта, который чувствовал за собой поддержку адмирала Попова и самого генерал-адмирала, было уже не унять. Потерпев неудачу у Бутакова, Рожественский поспешил к Попову. Тот, оскорблённый поносительством своих любимых «поповок» Барановым, принял капитан-лейтенанта с распростёртыми объятиями:
– Врежь сколопендру этому, милок, по первое число! Нечего мои кораблики поносить да имя моё заслуженное по газетам паршивым трепать!
– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство! – кивал головой довольный таким приёмом Рожественский. – Ещё так врежу, что кверху тормашками с флота полетит!
– Уж ты ему врежь, а я за тебя, где надобно, походатайствую!
Вскоре после этой встречи в газете «Биржевые ведомости» от 17 июля 1878 года Рожественский публикует статью «Броненосцы и крейсеры-купцы», где на ряде примеров доказывал очевидную несостоятельность безбронных крейсеров в борьбе с броненосцами. Статья была прямым вызовом Баранову.
«Хотя вся Россия знает, – писал в своей статье Рожественский, – что „Веста“ обратила в бегство турецкий броненосец, но, к сожалению, достопамятный эпизод этот не вполне верно объяснён, т. к. в действительности пароход „Веста“ в течение пяти с половиной часов только уходил перед грозной силой врага со скоростью 13 узлов». В статье капитан-лейтенант Рожественский отстаивал в целом верную мысль о невозможности для безбронных крейсеров успешно противостоять броненосцам. Но это все понимали и без него. Коммерческими пароходами воевали на Чёрном море не потому, что так кому-то захотелось, а исключительно по той причине, что другого флота там после Крымской войны просто не было! Но какое значение имеет правда, когда имеется команда травить неугодного.
Публикация Рожественским такой статьи затрагивала честь героев турецкой войны, причём не только Баранова, но и Макарова, Дубасова, Зацарённого, Скрыдлова и многих других. Авторитет Рожественского среди морских офицеров упал очень низко. Этой подлости ему не простят до конца жизни ставшие впоследствии известными адмиралами Макаров, Дубасов и Скрыдлов.
Одним из первых на статью Рожественского откликнулся капитан 2-го ранга Макаров. К чести будущего адмирала, он, несмотря на личную неприязнь к Баранову, постарался сохранить объективность. 27 июля в газете «Яхта» появилась его заметка под названием «Гражданский подвиг, или Самобичевание Зиновия Рожественского». В заметке Макаров отметил, что автор разоблачительной публикации в «Биржевых ведомостях» имеет целью доказать, «…что Добровольный флот и крейсера сами по себе, а броненосцы сами себе и что без броненосного флота обойтись нельзя». Однако в полемику с младшим по чину по вопросам крейсерской войны командир «Великого князя Константина» не вступал. Зато, язвительно осведомившись, о чём думал «всероссийская известность… г. Рожественский, покупая в прошлом году орденские ленточки и штаб-офицерские эполеты…», Макаров гневно упрекал последнего в том, что тот ни много ни мало как втаптывает в грязь недавние подвиги русских черноморских моряков.
Не менее категоричным в своих оценках, естественно, был и капитан 1-го ранга Баранов, который в рапорте на имя управляющего Морским министерством писал следующее: «Один из бывших моих подчинённых офицеров и затем поступивший состоять при генерал-адъютанте Попове написал в газетах пасквиль, марающий честь дел Черноморского флота, и в особенности мою и судов, которыми я командовал. Не желая допускать мысли о солидарности поступка с действиями против меня главных лиц морского ведомства, не желая верить, что статья г. Рожественского есть ответ морского Министерства на мою статью, напечатанную в „Голосе“, в которой я доказывал… что большинство русских броненосцев суть лишь оправдательные документы к ассигнованиям на флот государственных сумм, я подал рапорт… прося в защиту правды и чести назначить судебное разбирательство дел, оклеветанных г. Рожественским…»
