Уехав из Дании, Андерсен долгое время не имел с родины ни одного письма; это его очень огорчало. Первое, что получил он из Дании после целого месяца пребывания в Париже, была посланная ему кем-то вырезка из газеты с анонимными стихами самого обидного содержания. В них говорилось между прочим о том, что, прежде чем ехать в чужие края, Андерсену следовало бы поучиться родному языку и еще кое-чему. Его насмешливо призывали на родину, утверждая, что за границей некому слушать его скучных стихов, и так далее.
Можно себе представить, какое впечатление произвел на Андерсена этот первый привет с любимой родины. Он был совершенно подавлен. Но новизна впечатлений, сочувствие окружающих, а главное, живой родник фантазии, который еще только пробивался наружу из его ума и сердца, – все это спасло его и не дало ему окончательно упасть духом.
Еще живя в Париже, Андерсен задумал новую вещь, которую дописал в Швейцарии. То была поэма на сюжет датской народной песни «Агнета и водяной». Окончив поэму, он послал ее в Данию, где она вскоре была напечатана и встречена очень холодно. Живя в Италии, Андерсен получил письма от нескольких друзей. Все писали ему приблизительно одно и то же. В последнем произведении его не нашли ничего нового, а между тем ожидали заметить влияние путешествия. Эта поэма имела все недостатки его прежних стихов и так далее. Все заканчивали свои письма просьбой поменьше писать и всецело отдаться впечатлениям путешествия. «Нельзя столько писать, – говорил один из его друзей. – С вашей стороны непростительный эгоизм описывать свои путевые впечатления. Оставьте заботу о деньгах (?) и о писательстве. Все одного мнения о вашей новой поэме, и сочувствие к ней очень слабо», и так далее.
Эти письма производили на Андерсена удручающее впечатление. После каждого из них он становился мрачнее тучи, и, видя его печальным, римские друзья спрашивали у него: «Что, опять получили письма с родины?» «Я бы на вашем месте не обращал на них внимания», – посоветовал ему раз Торвальдсен. Когда же Андерсен рассказал про анонимное стихотворение, полученное им в Париже, Торвальдсен гневно сжал зубы и сказал с сердцем:
– Да, да, знаю я, каковы они там на родине! Если бы я не уехал оттуда, мне бы, вероятно, не дали сделать ни одной статуи. Хорошо, что я вовремя ушел!
В его жизни было тоже тяжелое время. В молодости ему так не везло на родине, что он уехал в Италию и много лет провел в Риме. Там талант его быстро развернулся, он достиг большой известности и уже стариком вернулся в Данию, где его встретили с почестями. Торвальдсен был уже в большой славе, когда Андерсен познакомился с ним в Риме. Его пример и горячая дружба оказали на поэта самое благотворное действие. Андерсен прочел ему свою новую поэму. Великий скульптор одобрил ее и сказал между прочим следующее: «Это звучит точно привет от родного леса и моря». При чтении поэмы присутствовал также прежний враг Андерсена Генрик Герц, который приехал в Рим и, встретившись с Андерсеном, первый подошел к нему с сочувственным словом, дружески протянул ему руку и сознался, что был к нему несправедлив. Герц увидел Андерсена в очень тяжелую для того минуту. Только что перед тем получил он известие о смерти матери. С этой горестной вестью совпали неприятные письма о плохом впечатлении, произведенном на родине новой поэмой. Андерсен был в большом унынии. Ему казалось, что нет на свете существа, которому он нужен, что его никто не любит и он совсем одинок на земле. В таком печальном настроении был Андерсен, когда встретился с Герцем, и, вероятно, искренность его горя тронула этого человека.
Большим утешением для Андерсена было письмо его старой приятельницы госпожи Лэссё. Это письмо дышало участием и теплотой; она называла его своим сыном, писала ему о матери и между прочим давала справедливую оценку его новой поэме, признавая ее поэтические красоты и находя неудачным только выбор сюжета, слишком хорошо знакомого датчанам в своем первоначальном безыскусственном виде. Неуспех поэмы приписывала она злостной несправедливости к Андерсену. Это было единственное сочувственное письмо, полученное им с родины за все время. По-видимому, даже друзья его находились тогда под влиянием его врагов. Удивительно, как много злобы и недоброжелательства сумел он возбудить на родине, между тем как за границей у него везде были друзья и почитатели.
Как ни старались внушить Андерсену его датские друзья, чтобы он оставил писать, это не помогло. Заставить его не писать в то время значило бы то же, что заставить реку не течь. Андерсену было тогда 28 лет, а по свежести чувств, по наивности и силе переживаний он казался еще моложе. Талант его еще не установился, мысли и образы теснились в его голове, ища исхода после новых и ярких впечатлений. Во время пребывания в Италии в уме его зародилось новое произведение – «Импровизатор». Эта повесть из итальянской жизни есть живое отражение его впечатлений. В ней много достоинств, но много существенных недостатков. Все, что касается итальянской народной жизни, полно интереса, живо, ярко, юмористично. Детство героя, его отношения к старой приемной матери и к покровительствующему ему аристократическому семейству, жизнь в школе – все это очень хорошо, но романическая сторона крайне слаба. Здесь мы видим наивность и мелодраматичность, доходящие иногда до смешного. Описание итальянских страстей не дается мечтательному и наивному Андерсену, не переживавшему ни до, ни после того ничего подобного. Но зато вполне удалось ему воспроизвести горькое чувство зависимого и непонятого поэта, столько раз испытанное им самим. Андерсен начал писать свой роман еще в Италии. На обратном пути в Данию он остановился на некоторое время в Соре у Ингеманов, где и кончил первую часть романа (вторая часть написана в Копенгагене).
Андерсен медлил возвращаться на родину и делал это только потому, что деньги его подходили к концу. Возвращаясь из-за границы, он останавливался в разных немецких городах, повсюду встречая радушный прием и доброжелательное отношение. С тяжелым чувством приближался путешественник к Копенгагену. Он боялся будущего. И действительно, общество встретило его холодно и неприязненно. Все говорили ему: «Мы ошибались в вашем таланте». С трудом удалось Андерсену издать свой новый роман. Для издания ему пришлось собирать деньги по подписке и выпрашивать их у своих друзей. Выручка была, разумеется, самая жалкая. Андерсен посвятил книгу семейству Коллинов. Когда роман вышел в свет, успех его был настолько велик, что вскоре потребовалось второе издание. Критика долго молчала, но с разных сторон раздавались сочувственные голоса. Первый, кто осмелился похвалить печатно «Импровизатора», был поэт Баггер, редактор «Воскресного листка». В рецензии его мы читаем между прочим следующее: «Андерсен пишет хуже прежнего, он исписался, мы давно этого ожидали, – так говорилось во многих столичных кружках, быть может, в тех самых, где сначала его наиболее превозносили. Но то, что он не исписался, а напротив, поднялся на огромную высоту, доказал он самым блестящим образом в своем романе „Импровизатор“.» Эти слова заставили плакать от радости бедного Андерсена, измученного долгой несправедливостью и презрением.
