Государыню-невесту Екатерину – любовницу, так и не ставшую женой – теперь называли «разрушенной невестой». Саксонский посланник Лефорт в одной из своих депеш в марте 1730 года написал, ерничая: «Девственная невеста покойного царя счастливо разрешилась в прошлую среду дочерью…» Судьба этого ребенка неизвестна.
Тем временем Иван Долгорукий стал заводить дружбу с офицерами местного гарнизона, с тамошним духовенством и с березовскими обывателями и вместе с тем вновь втягиваться в разгульную жизнь – пусть слабое, но подобие прежней. В числе его приятелей находился тобольский таможенный подьячий Тишин, которому приглянулась красивая «разрушенная» государыня-невеста, княжна Екатерина. Раз как-то, напившись пьяным, он в грубой форме высказал ей свои желания. Оскорбленная княжна пожаловалась другу своего брата, поручику Дмитрию Овцыну, который был влюблен в нее. Да и Екатерина отвечала на его чувства.
Взбешенный Овцын жестоко избил Тишина. В отмщение подьячий подал сибирскому губернатору донос, материалом для которого послужили неосторожные выражения Ивана Долгорукого. В Березов был послан капитан сибирского гарнизона Ушаков с секретным предписанием проверить заявление Тишина. Когда оно подтвердилось, Долгорукий в 1738 году был увезен в Тобольск вместе с двумя его братьями, а также с Боровским, Петровым, Овцыным и многими другими березовскими обывателями, которые так и сгинули в безвестности.
Долгорукий во время следствия содержался в ручных и ножных кандалах прикованным к стене. Нравственно и физически измученный, он впал в состояние, близкое к умопомешательству, бредил наяву и рассказал даже то, чего у него не спрашивали: историю сочинения подложного духовного завещания при кончине Петра II. Неожиданное признание это повлекло за собой новое дело, к которому привлечены были дядья княжны Екатерины Алексеевны: Сергей и Иван Григорьевичи и Василий Лукич. Все они были казнены; 8 ноября 1739 года колесовали на Скудельничьем поле, в версте от Новгорода, и красавца Ивана.
Ничего не знавшая об их участи, о судьбе Дмитрия Овцына, Екатерина между тем была перевезена в Новгород и заточена в Воскресенском-Горицком девичьем монастыре. Тут до нее дошли страшные слухи… У нее было такое чувство, будто ее живой положили в могилу, поэтому переезд в очередной монастырь она перенесла безучастно.
Подержали Екатерину в самом строгом заключении, однако сперва, подавленная своей потерей, она почти не замечала этого. А потом чувство собственного достоинства взяло верх. В течение двух лет заточения никто не только не видел ее слез, но даже не слышал от бывшей «государыни-невесты» ни единого слова. Ее единственным чтением были молитвенники, Библия да Евангелие. В монастырском дворе, куда ее иногда выпускали, она видела небо и ветви деревьев над оградой – больше ничего. Однако мать-настоятельница иногда жаловалась доверенным монахиням: «Так себя ставит, будто не она здесь в заточении, а мы все вынуждены ей служить!».
Духовная стойкость Екатерины оказалась поразительной. Когда в 1741 году императрица Елизавета приказала освободить ее и пожаловала ей звание фрейлины, только сдержанная молчаливость да одухотворенность черт отличали ее красоту от прежней. Екатерина Долгорукая могла вновь блистать при дворе, однако не имела к сему ни малейшего желания.
И тут, казалось, судьба сжалилась над гордой красавицей. В нее пылко влюбился сорокалетний красавец генерал-аншеф Александр Романович Брюс. Свадьбу сыграли в 1745 году. Однако слова Екатерины о судьбе, выкапывающей для нее могилу, оказались пророческими. Вскоре после свадьбы она скоропостижно скончалась. Право, можно подумать, что счастье оказалось непереносимым для этой гордой натуры, привыкшей к одним лишь страданиям!
Глава 11. Иван Дмитриевич – князь-поэт
Внук князя Ивана Алексеевича Долгорукова и Наталии Борисовны Долгоруковой, впоследствии постригшейся в монахини под именем Нектарии, Иван Дмитриевич, родился в Москве на Малой Дмитровке.
Сам князь считал себя некрасивым и вот как описывал свою внешность:
«По наружности я был чист, румян, но дурен лицом и обезображен непомерно толстой и широкой нижней губой, по которой называли меня разиней… Темперамент мой казался флегматическим, но напротив того я был холерик. Душевно открыт, но горяч и страстен, а более всего – упрям».
Иван Алексеевич был очень воспитанным мальчиком, хотя и обучался дома. Он получил хорошее домашнее образование. Учился в Московском университете, но закончив ее, вступил прапорщиком в 1-й Московский пехотный полк (3 июня 1780) и был прикомандирован ординарцем в штат Василия Михайловича Долгорукова-Крымского, а в 1782 перевелся тем же чином в Петербург, в Семеновский полк. После похода гвардии в Финляндию Иван Алексеевич вышел в отставку с чином бригадира.
Находясь на службе в Пензе, вел переписку с писателем Кирияком, который был воспитателем будущей жены князя – Евгении Долгоруковой, в девичестве Смирной. Ее отец – капитан Сергей Максимович Смирнов, был убит Емельяном Пугачевым в 1774 году, и маленькая девочка осталась на руках матери. Семья была очень бедной – помимо Жени в доме ее матери Авдотьи Сергеевны Смирновой было еще четверо ее братьев и дочка Надежда. При этом, денег не хватало – Смирновы жили в деревне Подзолово Тверской губернии. У Авдотьи Сергеевны было всего 17 душ крестьян и воспитывать девочку она не могла, но очень хотела дать детям хорошее образование.
Ведь сама Авдотья была не одарена природным хорошим смыслом и добрыми качествами сердца. И когда она захотела обучить детей, ей помог случай. Во время Путешествия Екатерины II по России при посредстве графини Екатерины Румянцевой мать ее успела пристроить своих детей в учебные заведения, причем Евгения была взята на воспитание невесткой императрицы великой княгиней Натальей Алексеевной. Она сумела дать девочке хорошее образование, впрочем, и другим детям Авдотьи Сергеевны повезло – когда спустя много лет Евгения приехала навестить мать, она узнала что ее старший брат стал морским капитаном, второй ее брат на тот момент учился в Кадетском Морском корпусе, самый младший был уже записан в Измайловский полк «ундерофицером».
Но детство Евгении было не слишком безоблачным. Когда умерла Наталья Алексеевна, великая княгиня, девочку определили в Смольный институт, где она и училась. Евгения окончила курс в 1785 году. В тот момент она практически не знала своей семьи, так как ее мать приезжала из своего Подзолова очень редко, а свидания в присутствии воспитательницы были короткими. После окончания стала пользоваться покровительством следующей невестки императрицы – великой княгини Марии Федоровны. Участвовала в театральных представлениях во дворце и в великосветских любительских спектаклях… Под руководством первоклассных наставников умная и сообразительная девушка быстро освоила музыкальную грамоту, игру на клавесине и арфе, пение, выучила французский и итальянский языки. За время учебы она несколько раз появлялась на сцене – то изображала маленькую девочку, то мелькала на заднем плане в маленьких бессловесных ролях. Но в подростковом возрасте состоялся ее первый настоящий театральный дебют. Стоя за кулисами, за минуту до выхода, от страха юная актриса позабыла все слова, но стоило ей выйти на сцену, как она полностью жила своей ролью, чувствуя себя на сцене, перед десятками зрителей, в своей стихии.
