Итак, кроме двух рот пехоты и дивизиона артилерии, мы, в три часа пополудни, сего 9-го числа, снялись с бивака на Алты-кудуке и двинулись по направлению к Уч-чучаку и Аму-дарье. Как только подошёл час к выступлению, погода совершенно разъяснилась, солнце начало жечь и воздух, по прежнему, сделался удушливым. Следование отряда, в особенности артилерии, по глубочайшему песку, пересекаемому бесчисленными барханами, спусками и подъёмами, было невообразимо тяжёлое: люди и лошади еле тащились. Видны были неимоверные усилия, которые напрягали бедные животные, чтобы освободиться, вырваться из этого вязкого, раскалённого грунта. Солдаты тянулись с весьма бодрым духом; видно было общее усердие и рвение скорее добраться до Хивы. Идя подле орудий, чуть только замнутся лошади, все, не ожидая приказаний, и передавая ружья товарищам, бросались помогать и тащить за лямки. Верблюды, однако, крайне уставали и их опять перепадало не малое количество, но, на этот раз, падающие заменялись тотчас [38] свежими верблюдами из запаса, почему ни одного тюка не было брошено. Взамен падших моих двух верблюдов, по приказанию начальника отряда, выдали мне одного казённого, на котором и дотащились все мои пожитки.
С заходом солнца, следование наше несравненно облегчилось и, к девяти часам вечера, мы благополучно прибыли на ночлег, сделав 17 вёрст с трёх часов по полудни.
Истомлённый жарой, я совершенно потерял апетит и меня ежеминутно позывало к питью, тем более, что рот, горло, язык совершенно пересохли. Но теперь я имел при себе спасительное средство, к седлу моей лошади привязана была бутылка, обтянутая кошмой и наполненная холодным чаем, без сахара, с кислотою, к ней-то я, то и дело, прикладывался во всё время перехода. По приходе на ночлег, я всё таки велел поставить чайник и выпил две чашки чаю; более этого ни я, ни барон Каульбарс не смели выпить, потому что надо было поделиться из того же чайника с нашими людьми. Вода у всех нас была по определённому заранее рассчету, так что и наши бедные лошади не могли быть напоены, и лишь на другой день, по сделанию нового перехода, они, наравне со всеми казёнными лошадьми в отряде, получили в награду за своё долготерпение по ведру воды.
10-е мая. Ночлег на пути к Уч-чучаку
С рассветом, мы тронулись вперёд. Идти было лучше потому, что не было ещё ни жары, ни духоты, когда мы выступили; но с другой стороны, глубочайший песок представлял страшные трудности для следования войск. Мы шли с четырех до девяти часов утра и под конец стали чувствовать порядочную усталость, вследствие усилившейся духоты. В девять часов командующий войсками остановил движение, стянул все части, и отряд расположился на отдых, сделав 11 вёрст. Мы составили каре, в средину которого помещены были развьюченные верблюды; здесь нам дали шестичасовой привал, в продолжение которого люди отдохнули, поглодали сухарей, запивая отмеренною дозою воды и, на сколько было возможно, покормили животных.
В третьем часу по полудни, мы выступили с привала, напоив предварительно лошадей из турсуков, а верблюдов оставив без пойла, по неимению для них воды, и рассчитывая, что они могут обойтись без неё до выхода на Аму-дарью. Пройдя около пяти вёрст, отряд наш был остановлен для ночлега, хотя в первоначальные предположения командующего войсками и не входило [39] делать такой малый переход. Причина же нашей преждевременной остановки в этот день заключалась в следующем: вскоре после выступления с привала стали замечать частое появление одиночных неприятелей в разных направлениях. Начальник отряда, генерал Головачев, первый, заметивший близость неприятеля, подъехал к командующему войсками, и вслед за тем мы увидали как он понёсся со своею свитою вперёд. Версты через две, генерал Головачев остановился с своим штабом и конвоем на довольно большой возвышенности и значек последнего был, как будто с намерением, выставлен к нашей стороне т. е. к стороне отряда.
Командующий войсками, заметив начальника отряда, остановившегося на возвышении, неожиданно для всех нас и в первый раз за всё время похода, вдруг пустил свою лошадь большою рысью, за ним, конечно, пустились и мы, но так как он ехал крупною рысью, то нам, но большей части, пришлось гнаться за ним вскачь. Не доезжая с полверсты, или не много более, до той возвышенности, на которой ожидал нас генерал Головачев, мы почти тем же алюром внезапно спустились, по довольно крутому обрыву, в обширную песчаную лощину, проехав которою, поднялись на противоположный её берег и присоединились к начальнику отряда.
С крутой возвышенности, на которой мы стояли, нам в первый раз удалось увидеть неприятеля в больших массах, саженях в шести или семистах от нас; казалось, он с большой увренностью намеревался противустать нам.
Командующий войсками, признавая неудобным начинать дело вечером и, находя местность весьма подходящею для расположения на ночлег, приказал стягивать войска по мере их приближения. На возвышенности, где мы находились, расположили 1-ю роту 1-го стрелкового батальона. К правому флангу этой роты у самого обрыва, или спуска к узенькой дорожке, которая разделяла нашу возвышенность от такой же другой, взвезли одно орудие конного дивизиона батареи подполковника Перелыгина, дивизион этот, во время марша, следовал именно по этой узкой тропе, разделяющей две помянутые возвышенности. На самой тропе, было поставлено второе орудие, а на покатости соседней возвышенности установлены были остальные два орудия конного дивизиона и две, картечницы, которые примыкали к левому флангу 2-й стрелковой роты того же 1-го батальона, расположенной на второй возвышенности, [40] и на одной линии с 1-й стрелковой ротою. Линия эта составляла передний фас нашего расположения, обращённый фронтом к появившемуся пред нами неприятелю. Остальные фасы составляли: правый одна сапёрная и две роты 4-го стрелкового батальона; задний фас две роты 2-го стрелкового батальона и два горных орудия и, наконец, левый фас одна рота 8-го и две роты 4-го линейных батальонов. Кавалерия, в количестве 7 сотен, находилась вся за задним фасом.
Командующий войсками, вся главная квартира, начальник отряда, штабы и весь обоз расположились в той обширной лощине, из которой мы поднялись на возвышенность, указанную генералом Головачевым, т. е. почти у самого подъёма к переднему фасу. Я, подполковник барон Каульбарс и сотник барон Штакельберг расположились все вместе на самой возвышенности, в некотором расстоянии позади 1-й стрелковой роты, и так как вечер был очень тёплый, то мы ночевали под открытым небом.
Как только успели установить войска в каре, и выставить перед каждым фасом пикеты, неприятель открыл по последним ружейный огонь. Наши отвечали, конечно, с большим успехом, чем их противник, так как убивали у него и лошадей, и всадников; при каждом таком случае, перестрелка умолкала, потом вновь возобновлялась и хотя изредка, но продолжалась, с самого вечера, почти во всю ночь.
