стран как "тур извинений Обамы", хотя они никогда не могли указать на какие-либо фактические извинения. Очевидно, моя неспособность читать иностранной аудитории лекции об американском превосходстве, не говоря уже о моей готовности признать наши недостатки и принять во внимание мнение других стран, была каким-то образом подорвана. Это было еще одно напоминание о том, насколько расколотым стал наш медиаландшафт, и о том, что все более ядовитая партийность больше не останавливается у кромки воды. В этом новом мире победа во внешней политике по всем традиционным стандартам может быть истолкована как поражение, по крайней мере, в сознании половины страны; сообщения, которые продвигают наши интересы и создают добрую волю за рубежом, могут привести к множеству политических головных болей дома.
На более радостной ноте, Мишель произвела фурор во время своего международного дебюта, получив особенно яркие отзывы в прессе за визит в среднюю школу для девочек в центре Лондона. Как и на протяжении всего нашего пребывания в Белом доме, Мишель наслаждалась таким общением, умея находить общий язык с детьми любого возраста и происхождения, и, очевидно, эта магия хорошо передавалась. В школе она рассказала о своем собственном детстве и о барьерах, которые ей пришлось преодолеть, о том, как образование всегда давало ей путь вперед. Девочки из рабочего класса, многие из которых были выходцами из Вест-Индии или Южной Азии, с восторженным вниманием слушали, как эта гламурная женщина доказывала, что когда-то она была такой же, как они. В последующие годы она несколько раз встречалась с учениками школы, в том числе принимала их группу в Белом доме. Позднее экономист изучил данные и пришел к выводу, что взаимодействие Мишель со школой привело к заметному росту результатов стандартизированных тестов учеников, что свидетельствует о том, что ее послание о стремлении и связи действительно имело ощутимые изменения. Этот "эффект Мишель" был мне хорошо знаком — она оказывала на меня такое же влияние. Подобные вещи помогали нам помнить, что наша работа в качестве Первой семьи не сводилась исключительно к политике и политическим вопросам.
Тем не менее, Мишель вызвала свои собственные споры. На приеме лидеров стран G20 и их супругов вместе с королевой Елизаветой в Букингемском дворце она была сфотографирована с рукой, лежащей на плече Ее Величества — явное нарушение протокола между королевскими особами и простолюдинами, хотя королева, похоже, не возражала, обняв Мишель в ответ. Кроме того, Мишель надела свитер с кардиганом поверх платья во время нашей частной встречи с королевой, что привело Флит-стрит в ужас.
"Ты должна была воспользоваться моим предложением и надеть одну из этих маленьких шляпок", — сказал я ей на следующее утро. "И маленькую подходящую сумочку!".
Она улыбнулась и поцеловала меня в щеку. "И я надеюсь, что тебе понравится спать на диване, когда ты вернешься домой", — ярко сказала она. "В Белом доме их так много, что есть из чего выбрать!"
Последующие пять дней прошли в вихре событий: саммит НАТО в Баден-Бадене, Германия, и Страсбурге, Франция; встречи и выступления в Чехии и Турции; и незапланированный визит в Ирак, где, помимо благодарности шумному собранию американских войск за их мужество и самопожертвование, я консультировался с премьер-министром Малики о наших планах вывода войск и продолжении перехода Ирака к парламентскому правлению.
К концу поездки у меня были все основания чувствовать себя очень хорошо. В целом, мы успешно продвигали повестку дня США. С моей стороны не было никаких серьезных промахов. Все члены моей внешнеполитической команды, от членов кабинета министров, таких как Гайтнер и Гейтс, до самого младшего сотрудника передового отдела, проделали отличную работу. И страны, которые мы посещали, не избегали ассоциаций с Соединенными Штатами, а, казалось, жаждали нашего лидерства.
Тем не менее, эта поездка стала отрезвляющим доказательством того, насколько большая часть моего первого срока будет потрачена не на новые инициативы, а на тушение пожаров, возникших еще до моего президентства. На саммите НАТО, например, нам удалось заручиться поддержкой альянса в отношении нашей стратегии Аф-Пак, но только после того, как европейские лидеры подчеркнули, насколько резко их общественность настроена против военного сотрудничества с Соединенными Штатами после вторжения в Ирак, и как трудно им будет заручиться политической поддержкой дополнительных войск. Члены НАТО из Центральной и Восточной Европы также были встревожены вялой реакцией администрации Буша на вторжение России в Грузию и сомневались, можно ли рассчитывать на то, что альянс сможет защитить их от подобной российской агрессии. Они были правы: до саммита я с удивлением узнал, что у НАТО нет планов или возможностей быстрого реагирования, чтобы прийти на защиту каждого союзника. Это был еще один пример маленького грязного секрета, который я открыл для себя как президент, того же самого, что я узнал во время нашего обзора Афганистана, того же самого, что мир узнал после вторжения в Ирак: При всей своей жесткости, "ястребы" администрации Буша, такие как Чейни и Рамсфелд, удивительно плохо подкрепляли свою риторику последовательными, эффективными стратегиями. Или, как более красочно выразился Денис МакДонаф, "откройте любой ящик Белого дома, и вы найдете еще один бутерброд с дерьмом".
Я сделал все возможное, чтобы разрядить обстановку в Центральной Европе, предложив НАТО разработать индивидуальные планы обороны для каждого из ее членов и заявив, что когда речь идет о наших взаимных обязательствах по обороне, мы не должны делать различий между младшими и старшими членами альянса. Это должно было означать еще больше работы для наших перегруженных сотрудников и военных, но я старался, чтобы это не слишком повышало мое кровяное давление. Я напомнил себе, что каждый президент чувствует себя обремененным выбором и ошибками предыдущей администрации, что 90 процентов работы — это преодоление унаследованных проблем и непредвиденных кризисов. Только если ты делаешь это достаточно хорошо, дисциплинированно и целенаправленно, у тебя есть реальный шанс сформировать будущее.
К концу поездки меня беспокоил не столько конкретный вопрос, сколько общее впечатление: ощущение, что по целому ряду причин — некоторые из них мы сделали сами, некоторые — вне нашего контроля — обнадеживающая волна демократизации, либерализации и интеграции, охватившая весь мир после окончания холодной войны, начинает спадать. Старые, более мрачные силы набирают силу, а стрессы, вызванные затяжным экономическим спадом, могут еще больше усугубить ситуацию.
Например, до финансового кризиса Турция казалась страной, находящейся на подъеме, примером положительного влияния глобализации на развивающиеся экономики. Несмотря на историю политической нестабильности и военных переворотов, эта мусульманская страна, в которой большинство населения исповедует ислам, с 1950-х годов в значительной степени поддерживала
