что он и делал не без иронии, позируя, например, перед фотографом в трэшевой майке с оскалившимся волком» («Чеченская война Германа Садулаева», Новый мир, 2010, № 4, http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2010/4/la10.html).
Любопытно, что «Новая газета» в 2016 году, публикуя интервью с Садулаевым (https://www.novayagazeta.ru/articles/2016/09/12/69817-german-sadulaev-kprf-etu-stranu-spasut-tolko-massovye-rasstrely), в краткой биографической справке пишет, что сборник рассказывает «о войнах между Россией и северокавказскими территориями». Северокавказские территории. Очень мило. Какая-то «терра инкогнита», то ли пустыня, то ли инфернальное место. Писатель, которого нет, написал о земле, которой нет…
Самое важное в книге, в этом садулаевском откровении, не только личная боль, трагедия, но и описание процесса разложения, распада, который оглушил цунамической волной всю страну. Как ее постепенно охватила стихия хаоса, сумасшествия. О том, как черный пес из «Бича Божьего» – вестник беды и разрушения – стал носиться по стране.
В свое время критик Сергей Беляков писал, что Садулаев практически идеализирует чеченцев, и в то же время русские у него средоточие плохого. У критика всё это легко объясняется. Списывается на войну, на зов крови, на проявления национализма, поэтому Сергей и называл одно время Германа «волком в овчарне» (http://www.chaskor.ru/article/sadulaev_volk_v_ovcharne_8242).
Как писал Беляков, у Садулаева «чеченцам противопоставлены русские, народ “старый”, “ленивый”, пассивный. Среди русских полно “опущенных бродяг” и “затюканных рабов”». Но это всё временные симптомы, последствия «сепаратизма», выхода из большой семьи. Следствие греха, который состоял в роспуске семьи, отсюда и преждевременная старость и мужчины-осколки, потерявшие чувство собственного достоинства. Об этом идет речь у Садулаева.
Тогда, в 2006 году, после выхода «Одной ласточки» в «Знамени», Сергей Беляков даже написал Герману в журнале «Урал» открытое письмо. Критик удивляется, что эта повесть вообще была напечатана: «Честно говоря, не припомню, когда в последний раз на страницах толстого литературного журнала появлялся текст, где было бы столько ярости, ненависти, отчаяния. Здесь нет и следов литературной игры, нет ни малейшего намека на неподлинность (а значит, и неискренность). Честно говоря, удивлен тем, что эту “повесть” вообще удалось напечатать на бумаге».
Беляков назвал текст «прекрасным и страшным», а самого автора талантливым: «Ваш текст забыть трудно. Как всякое действительно талантливое художественное произведение, он оставляет след в душе. Не один день пройдет прежде, чем исчезнет саднящая боль». Еще бы, ведь сам Герман писал о своей книге как о кассетной бомбе, от которой разлетаются смертоносные иглы…
«А за что, собственно, вы, Герман Садулаев, так нас ненавидите?» – формулирует Сергей свой главный вопрос и дальше разворачивает спор о том, кто больше ответствен за кровь: русские или чеченцы. И те и другие стали осколками. Все впустили в себя хаос, лед. В этом вся причина. От осколочности, разорванности поселяется зверь, он рвет всё внутри и прорывается наружу.
«Вас мало трогает чужая (не чеченская) боль», «вы ненавидите Россию за этническую дискриминацию» – все упреки критика лежат на поверхности. Но книга Садулаева не об этом, она намного глубже. Она не о разделенности, а, наоборот, призвана к преодолению распада, к тому, чтобы больше не летели осколки. Она внушает боль, общую боль.
«Ленивый, трусливый, подлый, никчемный народ, мы заслуживаем самых худших тиранов». Тройка, которая никуда не мчится, а катает «новых тузов»: «Подайте лошадкам тройки, да на пропой возничему, вот и вся Русь, вот и вся». Эти слова ведь не для оскорбления национальной гордости великороссов, тем более что сам Садулаев не отделяет себя от России. Он ненавидит лицемерие, «нарзан политкорректности».
«Вы лицемеры и подлецы», – бросает чеченцам герой рассказа «Когда проснулись танки».
«Для кого я пишу эту книгу? Никто не будет ее читать, никто не сможет ее понять. Никто не примет ее. Ни по ту, ни по другую сторону огня. Никому не нужна такая книга, она не органична ни одной из систем пропаганды», – сокрушается автор. Он, как ласточка, над схваткой. В поисках любви, в поисках места, где можно устроить свое гнездо, построить свой дом. Книга-вызов Садулаева на самом деле не попадает ни в какие рамки. Поэтому прочитать ее можно вполне превратно, в зависимости от того, в какой из систем пропаганды находишься ты. Но тогда ты прочтешь совершенно другую книгу, не ту, которую написал Герман Садулаев.
Садулаев – последовательный противник национализма, он пишет о кооперации и взаимопомощи, с этим связана и его самоидентификация как советского человека. Он не списывается в логику национального противопоставления, которое есть следствие, причина в другом.
В садулаевско-кормильцевском вызове «Я – чеченец!» кроется не столько принадлежность к национальности, которая стала жупелом для всей огромной страны. Это напоминание о надломленном наднациональном целом в ситуации, когда повсеместно свирепствуют вирусы распада.
«К 1994 году чеченцы в основной своей массе не желали никакого голого сепаратизма. Они продолжали себя мыслить гражданами огромной страны – Советского Союза. В дудаевской и масхадовской Чечне продолжали действовать советские институты, сохранялась социалистическая собственность, до 1999 года люди там жили по советским паспортам. А сепаратистом считалась именно Россия, которая объявила о своем выходе из СССР», – приводил слова Германа Садулаева в 2009 году журнал «Собака» (http://www.sobaka.ru/oldmagazine/glavnoe/8566#pr).
В рассказе «Когда проснулись танки» сознательно развертывается ситуация безотцовщины, отторжения от матери. «А мать ненавижу. И не мать она мне. Как и ты не отец» – так заявляет о своем «сепаратизме» русский мальчик Дениска. В том числе и от этого заявления просыпаются танки, когда разрушаются родственные связи, когда страну стали делить на нации. Нас стали учить жить обособленно, в состоянии осколков, которые разлетаются повсюду, неся смерть и страдания: «Тогда нас учили, что мы принадлежим к единой великой нации, которая зовется советским народом. И мы верили. Ехали поступать в институты в Москву, в Ленинград, большие города нашей большой родины, оставались жить там. А теперь нас учат тому, что мы – чеченцы. И большая страна стала для нас вдруг чужой».
«Мы переживаем как катастрофу распад Советского Союза, потому что Советский Союз умел делать так, что человек может быть сыном своей малой родины, при этом ощущать себя сыном родины большой. Это свойство империи. Если бы я родился чуть позже, то для меня эта тема могла бы стать болезненной. Сейчас как раз всё на конфликтах: мусульманин, православный, ваххабит, террорист. Сейчас очень много конфликтов и очень много разделений», – говорил Садулаев в своем программном интервью «Когда царя ведут на гильотину…» (http://admarginem.ru/etc/1714).
Садулаев как раз и делает томограмму того, как происходило это отторжение, как в одной великой нации все становились чужими друг другу настолько, что полилась кровь. «Что-то сломалось в этом мире, разладилось, пошло наперекосяк». Его боль, вылитая в книгу, – это не сепаратизм, не национализм, а, напротив, печаль по порушенному единству, миру, любви. По времени, когда все были вместе.
