Что же касается деревянного Софийского собора, который, несомненно, существовал в Киеве при Владимире и сгорел в 1017 г. (о чем сообщает немецкий хронист Титмар Мерзебургский: Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники… С. 142), то его сооружение логичнее всего связывать именно с Владимиром, а не с Ольгой.
В поздней Никоновской летописи, в рассказе о рождении Владимира в принадлежавшем Ольге селе Будутина весь, сообщается о том, что Ольга, «умираючи, даде его (село. — А. К.) Святей Богородици» (ПСРЛ. Т. 9. С. 35; схоже и в Архангелогородском летописце: ПСРЛ. Т. 37. С. 60). Где находилась Будутина весь и какой именно церкви завещала ее Ольга, неизвестно. В летописях «Святой Богородицей» чаще всего именуется киевская Десятинная церковь, но она была построена внуком Ольги Владимиром в 90-е гг. X в. Может быть, некогда существовало предание и о ее основании Ольгой?
К числу киевских церквей, построенных Ольгой, иногда относят и упомянутую в летописи церковь Святого Николая на месте могилы киевского князя Аскольда (см.: Киевский Синопсис. Киев, 1823. С. 27; Гиляров Ф.А. Предания русской начальной летописи. С. 276, 281, 317; а также в ряде работ позднейших авторов). Однако это мнение целиком основывается на ошибочном чтении ряда летописей статьи 882 г., сообщающей о гибели киевских князей Аскольда и Дира и о том, что Аскольдова могила находилась, «кде ныне (т. е. во времена летописца. — А. К.) Олъмин двор, на той могиле поставил церковь Святаго Николу» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 23; в Новгородской Первой: «постави Олма церковь Святого Николу»: НПЛ. С. 107). В XV—XVI вв. непонятное имя Олма или Ольма иногда меняли на Ольгу (например, в Типографской летописи: ПСРЛ. Т. 24. С. 7; или Тверской: ПСРЛ. Т. 15. [Вып. 2]. Стб. 33); но это конечно же ошибка, и, таким образом, к Ольге это известие не имеет никакого отношения. (Критику этого суждения дал еще митр. Макарий (Булгаков): История Русской Церкви. Т. 1. М., 1994. С. 220-221).
Надпись гласит: «Прииде блаженная Ольга близь реки, глаголемыя Псковы, и ста на устий тоя реки. Бяше бо тогда лес и дубие велие, и внезапу преславное видение виде, светлыми лучами осиеваемо место оное, пророчествуя глаголаше: на месте сем будет храм Пресвятыя Троицы и град велик зело и славен будет, и потом на месте том постави пресвятой крест на поклонение православным Христианом». Другая надпись на подножии креста сообщает о его утрате во время пожара и обновлении в XVII веке: «Божием изволением грех ради наших в лето от Сотворения мира 7017, от Рождества Спасителева миру 1509, бысть пожар, весь град выгорел и святыя церкви и соборная церковь Пресвятыя Троицы вся выгорела, и поставление благоверной княгини Ольги дубовый крест, и Домантова стена. Лета же от Сотворения миру 7131, от Рождества же Спасителева 1623, при благоверном государе и великом князе Михаиле Феодоровиче всея России и при отце его святейшем патриархе Филарете написан сей крест Христов повелением архиепископа Иоакима на поклонение православным Христианом» (Василев И.И. Археологический указатель города Пскова и его окрестностей. СПб., 1898. С. 227.). В дате несомненная ошибка: речь идет об известном псковском пожаре, который случился не в 1509-м, а в 1609 году (См.: Серебрянский Н.И. К вопросу о времени возникновения г. Пскова (Историко-библиографическая заметка). Псков, 1907. С. 7—8.).
Историки нередко выражали недоумение по поводу того факта, что Ольга обратилась с просьбой об учреждении епархии к королю, а не к папе, в компетенции которого казалось бы находился этот вопрос. Как видим, это не вполне так: часть полномочий папа официально передал своему викарию в Германии. «…Если киевская княгиня обратилась по церковным делам не в Рим, а к германскому королю, — разъясняет А. В. Назаренко, — то это свидетельствует лишь о том, что на Руси хорошо знали церковно-политическую ситуацию на христианском Западе и отчетливо понимали, кто не только имел юридическое право на учреждение новой кафедры, но и располагал для этого реальными практическими ресурсами» (См.: Назаренко А.В. Древняя Русь… С. 295.).
Согласно гипотезе А.В. Назаренко, известие о поставлении «русского» епископа вызвало резкий конфликт между Германией и Византийской империей, и Оттон I попытался использовать «русский вопрос» как козырную карту в дипломатической игре и средство давления на императора Романа II. Именно этим объясняется задержка с отправлением Либуция на Русь; только после того, как стало ясно, что примирение с Византией невозможно, епископ (уже Адальберт) выехал в Киев (Назаренко А.В. Древняя Русь… С. 303—308; см. также работы, названные в прим. 23). Исследователь обнаруживает следы немецко-византийского конфликта ок. 960 г., т. е. именно тогда, когда и произошло назначение Либуция на Русь. Однако когда начался этот конфликт, мы не знаем. Более естественным кажется предположение, что этот немецко-византийский конфликт, причины которого нам неизвестны (скорее всего, его корни надо искать в итальянской политике Отгона I), напротив, побудил русскую княгиню Ольгу обратиться к правителю Германии как к политическому противнику и антагонисту императора Константина VII, с которым она в тот момент находилась также в неприязненных отношениях.
Слова немецкого хрониста XI века Адама Бременского (II, 15), повторенные затем Гельмольдом, автором XII в. (Гельмольд. Славянская хроника/ Перев. Л.В. Разумовской; отв. ред. В.Д. Королюк. М., 1963. С. 53).
Это произошло не позднее апреля 962 г., поскольку в Хронике Адальберта известие о его возращении из Руси предшествует сообщениям о смерти сначала Регинберта, аббата монастыря Св. Власия в Швабии, а затем Адальберона, епископа Мецкого (последний скончался 26 апреля: Там же. С. 109, 130).
Так в Лаврентьевском списке «Повести временных лет». В других летописях — Ипатьевской, Радзивиловской, Академической и Новгородской Первой — указано, что проповедники пришли «от Рима» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 72; ПСРЛ. Т. 38. С. 41; НПЛ. С. 132), но Рим, в данном случае, — вероятно, указание на их конфессиональную принадлежность.
В отдельных списках «Повести временных лет» (Ипатьевском, Хлебниковском) и Новгородской Первой летописи младшего извода имеются указания на то, что Ольга «в тайне» держала при себе пресвитера, равно как и варяги-христиане «в тайне» сохраняли христианскую веру (НПЛ. С. 120, 130; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 69.). Однако Лаврентьевский и Радзивиловский списки «Повести временных лет» этих уточнений не знают, и, следовательно, их можно расценивать как поздние добавления редакторов летописного текста.
