Повсюду видны опустевшие деревни, окруженные ивами и тополями, садики и огороды.
Благословенная Маньчжурия, житница Китая, теперь изнемогала от бедствий мятежа и войны, потрясенная и разоренная.
Сперва ее опустошали хунхузы, потом боксеры и беглые китайские войска. Теперь русские шли восстановлять порядок и мир.
Я поехал дальше. На дороге показался на лошади казак. Увидав меня и, вероятно, не признавая во мне русского, казак, пристально вглядываясь, сбросил ружье и стал наводить на меня дуло.
Я не шелохнулся и ехал навстречу. Казак опустил винтовку.
– Что ты русского не видишь, что ли? – крикнул я ему.
– Да кто ж тебя признает? У тебя и шапка такая китайская. Я тебя за манзу и принял, – ответил казак.
– Ты куда?
– Из Ляояна в Хайчен с донесением.
– Далеко до Ляояна?
– Верст 30 будет.
– Как же ты один едешь?
– Приказано.
– A по дороге спокойно? Китайцев нет?
– Совсем спокойно. В деревнях только старики да старухи остались.
– А дорогу ты знаешь?
– Как не знать? Я ведь из Охранной стражи. Здесь я каждую деревню и каждый уголок знаю. Зато и китайцы меня знают. На то казак.
Мы разъехались. Через несколько верст показались двуколки с нашими солдатами. Они ехали беззаботно, распевая песни, точно в своей деревне. To, что они были за тридевять земель от своей родины, в какой-то Маньчжурии, в стране восстания и войны – это было им, по-видимому, совершенно безразлично.
Один из них окликнул меня:
– Здравствуйте, барин!
– Здравствуйте! а вы почему меня знаете?
– А помните, в Тяньцзине, в госпитале у французов я лежал. Я одну пулю съел.
Я сейчас же вспомнил этого дюжего рыжего добродушного артиллериста, который однажды явился во франко-русский госпиталь с перевязанным окровавленным лицом и пулей во рту. Артиллериста положили на стол. Сестра Люси вымыла ему голову. С трудом поворачивая язык, солдат рассказал, как он спал в палатке на биваке и проснулся с пулей во рту. Китайская пуля пробила палатку, залетела в открытый рот спавшего мирным сном солдата и застряла в его десне. Доктор Куковеров покопался ножом и вытащил новенькую манлихеровскую пулю так быстро, что даже хлороформа не понадобилось. Артиллериста перевязали и он вернулся на бивак.
– Ну что – выздоровел?
– Совсем здоров. Как будто и не бывало!
– Вкусны китайские пули?
– Ну нет, наши орехи лучше.
По дороге я встретил еще несколько воинских команд и одного храброго русского маркитанта, единственной защитой которого были его собака и ружье. С помощью китайских рабочих он вез на мулах консервы, табак, смирновку и даже шампанское.
Путь шел вдоль железной дороги, от которой остались только развороченные рельсы, разрытая насыпь и угли от шпал. Все станционные постройки, казармы для охраны, сторожевые будки были сожжены.
Река Шахэ, возле которой генерал Суботич со своим отрядом наголову разбил китайцев 14 сентября, настолько высохла, что ее можно было перейти вброд. Железнодорожный мост через Шахэ сожжен.
23 июня 1900 года на станции Шахэ отличились: машинист Чухрый, техник Диденко и охранный унтер-офицер Падалка.
На этой станции 18 человек охраны и железнодорожных служащих были окружены скопищем в 200 человек разъяренных боксеров. Железнодорожники и охранники, под командою Падалки, засели в казарме и стали отстреливаться. Наконец, патроны у русских начали истощаться. Свирепые боксеры обложили казарму соломой и зажгли. В последнюю минуту раздался свисток паровоза, быстро подкатившего к станции. Это пришло подкрепление в 7 человек: машинист Чухрый, техник Диденко и 5 охранников, которые открыли такой отчаянный огонь и так заорали «ура», что боксеры оторопели. Унтер-офицер Падалка и все осажденные выскочили из пылавшей казармы, пробились через толпу боксеров, сели на паровоз и благополучно укатили. Боксеры бросились в погоню, но не догнали. В этой схватке храбрый машинист Чухрый был тяжело ранен в голову и плечо, но не оставил машины и увез всех людей. 3 охранника было ранено, 6 обожжено.
Проехав Шахэ, я увидел далеко среди синевших холмов 13-ярусную Белую башню Ляояна. Как каждый порядочный уездный русский город должен иметь каланчу или колокольню, так и в Китае всякий город, желающий быть почтенным, должен окружить себя кирпичными стенами с четырех сторон и построить Белую башню – «Байта», в честь Будды.
22, 23 и 24 июня, возле этой башни, в чумных железнодорожных бараках был осажден китайскими войсками и боксерами отряд полковника Мищенко, состоявший из 104 служащих с семьями и 200 охранников. Три дня отстреливались охранники от китайцев, которые бомбардировали железнодорожные бараки пулями и гранатами. Железнодорожные служащие, их жены и дети были посажены в погреба, и из них двое были убиты. Из охранников 9 человек убито, 5 ранено. Из 90 лошадей осталось 32 живых. Похоронив убитых, в ночь на 25 июня, полковник Мищенко вышел из бараков со всем отрядом, обманул бдительность китайских войск обходным движением и благополучно пробрался в Аньшаньчжань. По пути он встретил штабс-капитана Страхова, который с кубанцами спешил к нему на помощь из Инкоу. В Ляояне были брошены: 11 паровозов, в 30 000 рублей каждый, 256 верст законченной железной дороги, вагоны, платформы, дорогие мастерские, склады, имущество служащих и на 20 000 рублей серебра. В Телине было брошено серебра на 400 000.
Работавшие на северных участках инженеры Шидловский, Срединский, Казы-Гирей и остальные служащие, под охраною штабс-капитана Ржевуцкого и его охранников, бежали на север и, после разных мытарств и похождений, пробрались в Харбин.
Печальнее всех была судьба инженера Верховского и поручика Валевского, бывшего офицера 2-го Закаспийского стрелкового батальона, которые спасались из Мукдена с 84 охранниками, служащими и 2 женщинами. Это было трагическое, но геройское отступление горсти русских людей, брошенных в жертву самой жестокой китайской ярости и дикости, забытых всеми в те ужасные дни, но не забывших своего долга друг перед другом.
23 июня китайские войска и боксеры одновременно произвели нападение на все русские посты вдоль линии железной дороги. Такое же нападение было сделано на пост Валевского. Китайцы стреляли весь день и к вечеру поставили перед русским постом два конных эскадрона и 8 орудий. В ночь на 24 июня Валевский и Верховский бежали на юг со всем отрядом. По пути они направились к станции Суетунь, чтобы выручить осажденных здесь 12 охранников и 5 мастеровых. Валевский разогнал скопище китайцев и бросился на сожженную станцию, но русских не нашел: все были вырезаны китайцами, кроме 3 охранников и 2 мастеровых, которым удалось бежать.
Китайские войска погнались из Мукдена за Валевским, но этот юный герой, во главе своего ничтожного отряда, отбился от них и ушел в Янтай, потеряв 15 раненых и убитых. Но в Янтае его встретили китайские войска, высланные из Ляояна. Отряд Валевского два раза отбивался от них и добрался до реки Тайцзы и ночью 26 июня укрылся в роще перед Ляояном.
