В течение всей войны я отправлял в Лондон и Вашингтон лишь краткие ежедневные доклады об общем положении на фронте с учетом разведывательных данных.
Когда в январе 1945 года я закончил разработку плана заключительных операций, мой друг фельдмаршал Брук неофициально, но очень искренне высказал серьезные возражения. Они были направлены против, по его словам, запланированного распыления наших сил. Он утверждал, что у нас никогда не будет достаточно войск, чтобы предпринять более одного мощного наступления через Рейн. Следовательно, доказывал он, чтобы обеспечить себе силы для такого наступления, мы должны, учитывая сложившуюся обстановку, перейти к обороне на всех других участках фронта.
Распыление сил — всегда одна из самых грубых ошибок в войне, однако простое понимание этого общеизвестного положения еще не гарантирует правильного применения его.
В тех условиях, какие сложились к январю, немцы располагали большим преимуществом, поскольку они оборонялись на "линии Зигфрида", включая район к северу от Саара. До тех пор, пока мы даем им возможность отсиживаться в этих мощных укреплениях, их способность оборонять большие участки относительно слабыми силами довольно существенна, и в то же время они могут сосредоточивать силы, чтобы сорвать наши наступательные операции на выбранных нами направлениях. Это означало, что значительные силы союзников приходилось бы выделять для прикрытия войск, которые могли вести наступление севернее Рура. Но в этой единственной полосе наступления мы могли материально обеспечить ударную группировку в составе не более тридцати пяти дивизий.
Если бы мы сначала в результате ряда концентрированных и мощных ударов разгромили немецкие силы к западу от Рейна, это привело бы к тому, что мы получили бы оборонительный рубеж по всему фронту, не менее мощный, чем у противника. Мы подсчитали, что, овладев западным берегом Рейна, мы могли бы бросить в наступление по сходящимся направлениям около семидесяти пяти дивизий. Позволив противнику к югу от Рура оставаться на "линии Зигфрида", мы тем самым ограничим себя единственным наступлением силами тридцати пяти дивизий.
Вторым преимуществом нашего плана было то, что позднее, при форсировании Рейна, мы встретились бы лишь с обескровленными немецкими силами. Кроме того, действенность наступления по сходящимся направлениям во много раз усиливается, когда оно сопровождается поддержкой таких мощных воздушных сил, какими мы располагали в Европе в первые месяцы 1945 года. Используя авиацию, мы могли не допустить, чтобы противник маневрировал своими силами, перебрасывая их по своему усмотрению с одного направления на другое для отражения наступления наших войск; мы могли также в любой момент сосредоточить всю нашу авиационную мощь для обеспечения дальнейшего продвижения наших колонн в любом районе по своему выбору.
Я старательно объяснил фельдмаршалу Бруку, что вовсе не распыляю усилия, а веду кампанию таким образом, чтобы, когда мы будем готовы начать заключительные операции в Германии на другой стороне Рейна, мы смогли нанести такой удар по немцам, что очень скоро последовал бы их полный крах. Овладение западным берегом Рейна на всем протяжении реки было для нас решающим преимуществом: оно позволяло бросить в наступление все основные силы союзников.
Полностью я его не убедил. Он сказал: "Я бы хотел, чтобы 12-я группа армий была развернута к северу от Рура, а английские войска находились в центре", намекая на то, что мои планы были разработаны на основании национальных интересов.
На это я ответил: "Я вовсе не стремлюсь ни американцев, ни англичан бросить в самую гущу сражения, чтобы их там убивали. Я усилил группу армий Монтгомери целой американской армией, поскольку нет иной возможности усилить участок к северу от Рура для быстрого осуществления моего плана. Я не разрабатывал ни одного плана, основываясь на учете того, кому лично или какому народу достанется слава, ибо я должен вам сказать свое мнение на этот счет: никакая слава сражения не стоит той крови, которая пролита в нем".
Фельдмаршал Брук выразил надежду, что все это само собой уладится, на что и я надеялся, но он явно сомневался в способности союзников сокрушительными ударами разгромить немецкие силы, находившиеся между нами и Рейном.
Одновременно с этим мне вновь предложили ввести должность командующего сухопутными войсками, который подчинялся бы непосредственно штабу верховного командования союзных экспедиционных сил. Как и раньше, я отклонил это предложение, убежденный, что наши планы по окончательному разгрому Германии были лучшими из всех, какие можно было разработать. Не говоря уже о моем глубоком убеждении, что предлагаемое нововведение просто бесплодная и ненужная затея, я был полон решимости не допустить никакого вмешательства в точное и быстрое осуществление разработанных нами планов.
В начале января я узнал, что президент, премьер-министр и их советники вновь собираются встретиться с генералиссимусом Сталиным, на этот раз в Ялте. Генерал Маршалл ехал в Европу отдельно от остальной американской группы, и я договорился тайно встретиться с ним в Марселе. Я прибыл туда 25 января, и мы с ним долго обсуждали обстановку, какой она нам тогда представлялась.
В Вашингтоне он слышал недовольные высказывания, со стороны английского комитета начальников штабов по поводу планов, а также предложения ввести единого начальника над всеми сухопутными силами. Я объяснил Маршаллу сложившуюся у нас обстановку и в общих чертах изложил этапы, как мы планировали нанесение поражения Германии. Он полностью согласился со мной.
В то время, однако, мы допустили один просчет в наших планах, основанный на ошибках инженерной разведки. Специалисты провели многочисленные исследования особенностей реки Рейн с учетом статистических данных за длительный период и пришли к заключению, что успешное наступление через Рейн, вероятно, невозможно осуществить раньше первых чисел мая. Об этом было с такой убедительностью доложено мне, что я мысленно согласился с необходимостью отодвинуть сроки и планировал не начинать наше крупное наступление через Рейн раньше этого времени. Но это никоим образом не отражалось на существе наших планов, которые нужно было претворить в жизнь до того, как подойдет время для форсирования реки. Позднее наши саперы существенно изменили свое мнение по этому вопросу, и мы пришли к выводу, что можно форсировать реку, навести мосты и закрепиться на противоположном берегу задолго до наступления мая.
Генералу Маршаллу разумность нашего плана показалась настолько убедительной, что он предложил, чтобы я направил своего начальника штаба генерала Смита на Мальту, где должно было состояться совещание с участием президента, премьер-министра и, соответственно, их штабов до их выезда на конференцию в Ялту. Он заметил: "Я, конечно, могу поддержать вас, просто сославшись на принцип, что такие решения находятся в вашей компетенции. Но ваш план настолько разумен, что, я думаю, для вас будет лучше направить генерала Смита на Мальту, с тем чтобы он мог там дать детальные разъяснения. Их логичность будет убедительной". Я с радостью согласился, так как хорошо знал, что, раз мы имеем там поддержку со стороны Маршалла, никто не станет вмешиваться в разработку наших планов.
