Сколько их подвизалось здесь, командиров, комиссаров, «самочинных полководцев» вроде Киквидзе, одного из наиболее «бессовестных разбойников и грабителей», как его аттестовал снесаревский соратник Носович, или вроде Федько и прочих, и Зедин был далеко не худший из них. Но не подписанный им приказ — не осуществлённая по замыслу Снесарева операция. Это дало возможность Краснову нанести удар в северном направлении: он стремился соединиться с Колчаком и белыми силами Южного Урала. А группа Калнина была вскоре разгромлена Деникиным.
Вот ирония судьбы: и Снесарев, и Краснов понимают, где главные противостояния, естественно, понимают и тактические частности; но двое на разных берегах, и Снесарев не даёт приказа бить по расходящимся линиям — на Тихорецкую и Новочеркасск (где казачий атаман Краснов), может, и из генетических, но также и прежде всего из тактических соображений. А Сталин ударил и был разбит.
О Краснове уместно сказать подробнее. Четырьмя годами моложе Снесарева, учился в Академии Генштаба. Военный журналист. Участник Русско-японской войны. В начале Первой мировой войны командовал «Дикой дивизией», в 1915–1917 годах руководил после Павлова 2-й Сводной казачьей дивизией, в которой начинал войну и Снесарев, 1-й Кубанской дивизией. Награждён орденом Святого Георгия четвёртой степени. В августе 1917 года назначен Корниловым командиром Третьего конного корпуса, которому надлежало идти на Петроград для подавления смуты. В конце семнадцатого года уехал на Дон. В мае 1918 года войсковой круг избрал его атаманом. Создал Донскую армию, действия которой доставляли немало хлопот большевикам. Держался германской ориентации, вернее, «политики здравого смысла», хотя в конце года согласился на единое командование белыми армиями под главенством Деникина, который разве что не двигал свои войска под французскими, английскими флагами, наивно надеясь на решительную помощь Антанты. Позже, перебравшись в Прибалтику, Краснов помогал генералу Юденичу. После его неудачного похода на Петроград переселился во Францию. В 1943 году — бесславная страница — начальник Главного управления казачьими войсками в Германии. В 1945 году англичанами выдан, как и тысячи других, даже и не воевавших, казаков с их семьями, женщинами и детьми, советским оккупационным властям. (При насильственной выдаче английские, американские власти и их подчинённые — эти поборники свобод и прав человека — расправлялись с казачьим миром не хуже Свердлова и Троцкого и без намёка уступки им в жестокости.) В начале 1947 года семидесятисемилетний Краснов казнён в Москве, повешен во дворе Бутырской тюрьмы вместе с генералом Шкуро и ещё несколькими военными.
Краснов — незаурядный писатель, автор исторических повествований, воспоминаний, романов «Опавшие листья», «Единая и неделимая», «Всё проходит», «Понять-простить», «Домой»… Особенно значителен его трёхтомный роман «От двуглавого орла к красному знамени», который словно «подсказывает» будущему автору «Тихого Дона» не только панораму гражданского хаоса в России и на Дону, но и некий угол зрения, во всяком случае, есть совпадающие тональности, художественные прорисовки и оценки выдающихся деятелей Белого дела, одни и те же территории, имена (в Стокгольме на встрече со студентами после вручения Нобелевской премии Шолохов прямо сказал, что прочитанные им мемуары Деникина, Краснова, Луком-ского так или иначе отозвались в главном его романе).
Что же до Снесарева, то здесь совпадающие взгляды просто не могут не быть — по возрасту, опыту военному, органическому чувству Отчизны. Роднят их размышления о «единой и неделимой», о фронте и тыле, о Доне, о конях… Терзания красновского героя генерала Саблина, в высшей степени достойного человека, сродни терзаниям Снесарева: допустимо ли морально служить кроваво-враждебному новому, чтоб его «усовершенствовать». А разве не близки по духу и справедливости Снесареву размышления Краснова о России и союзниках: «В Версале одни не понимали… Другие желали видеть Россию уничтоженной, сгоревшей на медленном огне. Кроме той политики, которую вели военные начальники, видевшие в русских союзников, друзей, несчастных погибающих братьев и от всей души желавшие им помочь, была ещё другая, большая политика, видевшая в России угрозу Персии, Индии и Ближнему Востоку, и вот эта-то другая политика и отставляла все распоряжения первой политики».
Штрих, растиражированный: Будённого поразило появление вместе со Сталиным Снесарева, «высокого пожилого человека с безукоризненной выправкой, в полной форме генерал-лейтенанта старой Русской армии. Меня, как и других, прежде всего удивило, почему Снесарев в генеральских погонах: ведь красноармейцы относились к “золотопогонникам” с неприкрытой враждой и носить погоны было небезопасно. Кто-то даже сказал ему об этом. Андрей Евгеньевич ответил: “Погоны — знак военных заслуг перед Отечеством…”»
Предполагается, может, и не без оснований, что Сталину образ Снесарева именно как генерала в форме запомнился в завидно-хорошем смысле, и он в сорок третьем, на переломе войны, ввёл в советских войсках такую же форму, вернул армии погоны.
Мог ли реально Снесарев всё сделать так, как смог бы по военным своим знаниям и дарованиям? Едва ли. Много было привходящего. Поскольку Царицын стал на какое-то время главенствующей пядью и для красных, и для белых, о нём вспоминают и красные, и белые. Среди вспоминающих белых и Деникин. Они вместе в одно время учились в Академии Генштаба, воевали на одном фронте и даже в одной армии. Но Снесарев, однажды назвав Деникина в ряду других, нигде обстоятельно не говорит о нём, может, разве в письмах и дневниках, уничтоженных или иначе не сохранившихся. Деникин же в «Очерках русской смуты» Снесарева упомянет именно в связи с Царицыном:
«Спор решила Москва… назначив военным руководителем генерал-майора Снесарева (он генерал-лейтенант. — Авт.).
Снесарев осел в Царицыне, откуда и правил фиктивно, так как со взятием нами Торговой (12 июня) почти вся связь его с северокавказскими войсками была утеряна. Фактически командовал Калнин, латыш, кажется, подполковник, имевший свой штаб в Тихорецкой.
После разгрома большевиков под Тихорецкой и Кущёвской Снесарев был обвинён в “контрреволюции” и смещён; 21 июля, за несколько дней до падения Екатеринодара, главнокомандующим был назначен “бандит и провокатор” Сорокин, которого официальные “Известия” переименовали в спасителя республики».
Деникин и Снесарев — на разных берегах, и нет в живых Корнилова, дорогого для обоих.
