Тэффи тоже заболела, у нее что-то с сердцем, какие-то шумы. Ее уложили на три дня в постель, запретили двигаться, и она, бедная, лежит одна в холоде.
Трудно достать билеты на юг. Ведь нужны спальные места. Иначе ни она, ни И. А. не доедут. Больше месяца уже хлопочут и все никак не получат. Теперь надеются на средину марта…
Сегодня пришла посылка от милой Татьяны Сергеевны Конюс, и как она кстати. Кое-что отдала И. А., как мед, чернослив, изюм. Жаль, не было кофе, здесь выдали только за декабрь…» [1028]
Числа 22 марта Бунин отбыл в «Дом Отдыха», в Жуан-ле-Пэн. Поехал один, поездка с Верой Николаевной была не по средствам. Тэффи и Роговский отправились раньше. Добыть билет Бунину удалось только на верхнюю полку, куда, при его слабости, влезать было нельзя; он волновался. Надеялись, что кто-нибудь уступит место внизу. По платформе идти к дальнему вагону ему было трудно. Ведь он не только болел, но последнюю неделю еще и лишился сна: так как недостаточно было красных кровяных шариков, он боялся, что может быть рак. Сердце и легкие Беляев и Айтов находили в порядке.
Провожали Ивана Алексеевича Жировы, Михайлов, Н. Ф. Любченко, Бахрах, Адамович; Зуров был на службе — работал сторожем по охране американского имущества. В купе оказался пожилой человек, Бунин «весело поздоровался, и они оба стали шутить», — пишет Вера Николаевна Марии Самойловне 29 марта 1947 года. Это был А. О. Гукасов, он уступил нижнюю полку.
В Антибах Ивана Алексеевича встретили на такси Беляев и Ставров. В «Доме Отдыха» кухня Бунину понравилась: за особую плату ему готовили отдельно. Вера Николаевна послала апельсины. «Не знаю, — продолжает она цитированное выше письмо, — как все же он там себя чувствует. Тэффи обещала подымать его дух. Ставрова, которая с мужем уже живет там второй месяц, надеюсь, исполняет для него маленькие поручения, они дружат. Беляев ежедневно его осматривает, а его подруга жизни, по слухам, замечательная женщина, очень хорошая хозяйка, заведующий хозяйством и всеми тикетами[1029] бывший моряк <Николай Иванович> Протасов, по матери Бунин, очень нравится Яну, так что окружение приятное <…> Но, конечно, я живу в тревоге. Успокоюсь, когда узнаю, что шарики прибавляются. Врачи уверяют, что у него очень хороший организм, но все же очень страшно».
Почти три недели курорта не улучшили здоровья; письма жене — с жалобами на «не очень сносное» питание, на дороговизну «прикупок»; «слаб и умом и волей и физически очень, — сообщал он ей. — Думаю, что напрасно поехал — никакого пока улучшения и ночью одиноко и страшно и тревожно за тебя <…> Все это не исключает того, что обо мне очень заботятся — и доктор и Шиловская (подруга его жизни) и заведующий хозяйством Протасов <…> И тревога: деньги тают — и что дальше, откуда взять?.. Очень заботливы обо мне Ставровы — все прикупки делают они» [1030].
В Русском Доме Бунин не оставлял литературных дел. Вел переписку с А. Седых об издании своих книг. Спрашивал его, не устроит ли «Освобождение Толстого» у какого-нибудь американского издателя. Отправил ему эту книгу по-русски и по-французски. «Если она покажется скучна американскому грубому читателю целиком, — писал он 15 апреля 1947 года, — то можно сделать купюры — останется много забавного даже и для него. Во всяком случае просмотрите книгу» [1031].
В письме А. Седых 18 марта 1949 года он повторил эту просьбу. Книга эта, по его словам, «заключает в себе, помимо всего прочего, столько интересных (даже для самого рядового читателя) рассказов о Толстом! Ведь посмотрите, как расхвалил ее мой заочный друг, совершенно необыкновенный человек Леонид Галич! (на днях приславший мне по авиону свою статью „Бунин о Толстом“); ведь сам Andre Gide написал мне, прочитав ее по-французски, что наконец-то увидел он, благодаря мне, „живого Толстого“»! [1032]
Близился срок отъезда из Русского Дома. Бунин приобрел билет на поезд в Париж на 1 июня: в купе первого класса одноместное — ему «трудно ехать с кем-нибудь даже вдвоем» [1033].
В июле — августе стояла, говорил он, дикая жара. Иван Алексеевич из парижской квартиры выходил мало. Много читал, «много возился со своим архивом» [1034] — готовил для передачи Русскому Архиву, который создавался в Америке. Вера Николаевна печалилась из-за того, что не удалось устроить Ивана Алексеевича «куда-нибудь в зелень: где хорошо, так „капитала не хватает“, а где по карману — „там убожество, а убожество он, как вы знаете, — писала она Т. Д. Логиновой-Муравьевой 20 августа 1947 года, — не переносит, лучше нищета!“ [1035]. Так никуда на лето и не уехали, чтобы переждать жару: Иван Алексеевич „не „взошел““ на дорогой пансион, а в средний его не манило» [1036].
О пансионе, на который «не взошел», Бунин рассказывает в письме Алданову 1 августа 1947 года:
«Вчера заехали за мной и Верой Николаевной Конюсы (Татьяна Сергеевна, дочь Рахманинова, и ее муж) и повезли нас смотреть пансион в Marli-le Roi, уговаривая меня пожить там хоть полмесяца, и какое это было наслаждение — дышать загородным воздухом и лететь в их совершенно изумительном автомобиле! Великое дело, дорогой друг, богатство! Пансион, как вы хорошо знаете, прекрасный, только надо платить 700 фр. в день (без вина и пятичасового чая, конечно), что для меня „немножко дорого“. Я вежливо ухмылялся, когда Конюсы уговаривали меня как можно скорее переехать в этот пансион и идиотски бормотал, что подумаю, подумаю <…>
В заключение должен вам признаться, что это я предал на расстрел генерала Краснова. А вывел меня на чистую воду какой-то „уважаемый И. К. Окулич“. Все это напечатано в какой-то… русской американской газете (печатающейся по старой орфографии), — в „Письме в редакцию“ Глеба Струве, каковое письмо привожу целиком и слово в слово, только с моими подчеркиваниями некоторых слов и фраз:
„Письмо в редакцию
М. Г. г. Редактор! В номере вашей газеты от 19 с. м. напечатана статья уважаемого И. К. Окулича, в которой он, как о факте, говорит о поездке И. А. Бунина, после войны, в СССР и о возвращении его оттуда, почему-то при этом сопоставляя этот факт с судьбой выданного Москве американцами и расстрелянного большевиками генерала П. Н. Краснова, который, как известно, во время войны стоял на откровенно про-германской позиции.
Не вдаваясь в оценку по существу этого сопоставления, я считаю своим долгом внести поправку в статью И. К. Окулича, очевидно добросовестно введенного кем-то в заблуждение. И. А. Бунин в Советскую Россию не ездил и, насколько мне известно, ездить не собирается, хотя попытки соблазнить его поехать туда и делались.
