- Спасибо. - Раимов молодцевато присел.
Выпили, закусили.
- Как дела в отряде?
- Успешно дерутся... Не из-под палки!
- Это хорошо. Но ты жаловался комбригу Чусси...
- Точно! Мне нужны противотанковые средства: ружья, гранаты...
- За тем я тебя и вызвал. На Бурульче каждую ночь приземляются самолеты - оружие доставляют. Я завтра посылаю человек сорок туда... Вот ты и своих давай, - очень просто и по-деловому заявил Михаил Андреевич.
- А сколько можно командировать?
- Отделения хватит, как думаешь?
- Вполне! - Раимов подумал, а потом вдруг спросил:-. А если я сам своих поведу?
- Это зачем еще? - удивился Македонский.
- Хочу видеть партизанский аэродром, советского летчика! И вообще люблю испытывать судьбу.
- Тут испытание невелико. Только языком не болтай, что ты Раимов. Имя твое плохая броня для тебя. Можешь идти!
Расчет Селимова и Македонского оказался точным. Было им известно, что Раимов давно собирается поглядеть на весь партизанский лес. Для чего? Трудно и сейчас сказать...
Раимовская охрана! И тут ясно - он отобрал самых верных друзей, сплошное фашистское офицерье. Именно тех, кого и ждут на Большой земле.
Сорок настоящих партизан и раимовская охрана прибыли вовремя на далекий и тайный партизанский аэродром. На поле стоял многоместный самолет. Раимов - он был старшим - доложил о прибытии. Рапорт принимал командир Северного соединения Ямпольский.
Он спокойно выслушал его, прошелся вдоль строя партизан, поздоровался:
- Приветствую отважных южан!
Ямпольский подошел еще ближе, а потом резко крикнул, как бичом ударил по строю:
- Положить оружие!
Сорок партизан Македонского с волнением ждали этой команды - они заранее знали о ней и немедленно исполнили приказ. Раимовцы почти автоматически последовали их примеру. Только Раимов все понял, молниеносно выхватил из кобуры парабеллум, но кто-то с силой ударил его по руке, и оружие отлетело прочь.
Предателей погрузили в самолет, доставили прямехонько в Москву.
19
Мы, партизаны 1942 года, отвлекали войска, заставляли дни и ночи охранять дороги, мосты, вынуждали фашистов держать в тылу громоздкую карательную машину. И все же мы ограничивались тем, что разбивали один-другой грузовик, взрывали там мост, там переезд.
Южное соединение Македонского делало то же самое, но масштабно, одновременно охватывая ударами огромные территории от Симферополя до Севастополя, от Симферополя до Ялты - Байдары. Бывали дни, когда уничтожалось в самых различных местах по нескольку машин одновременно, пускались под откос эшелоны, захватывалась одна из железнодорожных станций и полностью нарушалось движение на несколько дней.
Партизанский фронт был активным, требовал не меньше сил, чем, например, Керченское направление.
Приближалась весна 1944 года, трезвый расчет говорил немецким генералам: Крым не удержать.
Но как можно больше советских дивизий отвлечь и задержать здесь необходимо.
А для этого надобно иметь свободный тыл, свободу маневра на крымских дорогах. Ликвидировать партизанский фронт, усилить позиции на Перекопе, под Керчью. Вот оперативная цель врага.
Поэтому в январе - апреле 1944 года одними только самолетами было переброшено в Крым 69 батальонов пехоты из самой Германии. Немецкий командарм лично возглавил операцию против партизан, в которой принимали участие все роды войск: пехота, танки, артиллерия, авиация...
Удар готовился открытый, о нем говорили и писали. Началось с тактики выжженных сел. Вокруг гор все было сметено с лица земли. Потом второй этап - планомерная авиационная подготовка. Днем и ночью леса "обрабатывали" группами самолетов.
Главный удар нацелен был на тылы.
Прорваться в лесные глубины и уничтожить гражданское население!
Тыл сковывал партизанский маневр.
Но тыл давал и другое - чувство, похожее на то, что глубокой осенью 1941 года испытывали защитники советской столицы. "За нами Москва отступать некуда!"
"За нами наши матери, жены, дети - отступать некуда!"
Перед началом решительных схваток контрразведка во главе с Иваном Витенко разоблачила группу диверсантов, проникших в Большой лес с единственной целью: отравить Македонского и весь его штаб.
Не так-то трудно было в те дни фашистам засылать в лес агентуру. В партизаны шли селами, коллективами из оккупационных учреждений.
Зрелость партизанской разведки и контрразведки позволяла разгадывать замыслы врагов, происки его пятой колонны. Тридцать месяцев жесточайшей битвы научили командиров очень многому, главное - классовому чутью, интуитивному ощущению, где свой, а где чужой.
Вот явился из Симферополя бывший полицай с группой бывших шуцманов. Было из-за чего являться в лес: жену немцы убили еще в 1941 году, сын пропал без вести, дочь угнана в Германию.
Все обычно, но только необычна речь бывшего полицая. Говорит, что старый учитель, человек интеллигентный, а вот язык больше смахивает на извозчичий.
Иван Витенко на это и обратил внимание.
И еще: этот самый учитель носит в кармане листочек с похабнейшими стишками - проверили тайно.
Школьный наставник - и эти стихи... Странно.
Витенко, чтобы не упустить из поля зрения подозреваемого, сделал его личным ездовым.
Однажды к Витенко подошел старый партизан - житель деревни Саблы.
- Откуда он у тебя, командир?
- А что? - спросил Иван Илларионович.
- Кого-то он мне напоминает. А вот кого?
- Может, по голосу узнаешь, а? - горячо спросил Иван.
- Попытка - не пытка.
- Эй, ездовой! - крикнул Витенко, предварительно спрятав саблынца.
- Есть, товарищ начальник!
- Седлай лошадей!
- Одним мигом!
Ездовой ушел, а Витенко к саблынцу:
- Ну?
- Наш лавочник. В тридцатом году деру дал и как сквозь землю провалился. Вот какая штука.
- Спасибо! Никому ни слова!
Вечером того же дня "учителя" разоблачили и приперли к стенке.
Витенко был краток:
- Выбирайте: трибунал или полное признание, с каким заданием явились в лес! Три минуты на размышление...
Уже через минуту шпион взмолился:
- Расскажу все, все! Сохраните жизнь?
- Обещаю: до суда.
- Я никого не убивал!
- Только полное признание!
И признание было. "Учитель" - начальное звено цепи, пробный камень. Похабные стишки - пароль для встречи с очередным агентом. Цель - отравить пищу, которую подадут на стол штабу.
Через пять дней были взяты агент "246" и главный исполнитель агент "500". Все они яро ненавидели партизан, верой и правдой служили фашистам. Агент "500" вел себя дерзко и развязно.
- Не советую шутить, - сказал ему Витенко.
- А если шутится! - крикнул шпион, ударил часового, стоящего с ним рядом, и рванулся к обрыву. Но далеко не убежал.
