Характерен такой факт: утром 12 апреля (в 9.35 — 9.40), когда летчики 17-го иап и 18-го гиап из 303-й дивизии, поспешно понятые по тревоге, но не имевшие еще боевого опыта, оказались не в состоянии собраться в группы, занять нужный курс и высоты, — Кожедуб лично, под свою ответственность, приказал им в бой не вступать, а вернуться на аэродром. Только этот своевременный решительный приказ помог тогда избежать напрасных потерь.
Позднее, проведя свои первые воздушные бои под прикрытием опытных и надежных кожедубовцев и втянувшись в боевую работу, полки 303-й иад также добились впечатляющих результатов — летчикам этой дивизии были записаны 318 побед (в том числе 18 Б-29 и 162 «Сейбра»[25]), а ее коэффициент боевой эффективности достиг 7,4[26].
Таким образом, на счету этих двух дивизий — 324-й и 303-й иад — половина всех побед, одержанных нашей авиацией в Корее (а ведь там воевали в общей сложности 10 советских авиадивизий и 5 отдельных авиационных полков). Точно также обстоят дела и с наиболее чувствительным для американцев потерями стратегических бомбардировщиков Б-29 — из 69 сбитых в Корее «Сверхкрепостей» 30 на счету двух упомянутых дивизий[27], так что, с какой стороны ни посмотри, их вклад в общую победу более чем внушителен.
Всего же за время Корейской войны советские летчики совершили около 64 000 боевых вылетов, провели 1872 воздушных боя, в которых сбили 1097 самолетов противника (69 Б-29, 2 РБ-50, 2 РБ-45, 642 Ф-86, 178 Ф-84, 121 Ф-80, 13 Ф-94, 2 Ф4У-5, 28 «Метеоров» Мк.8, 8 Б-26, 30 Ф-51, 2 — неопознанные типы). Четыре зенитно-артиллерийские дивизии сбили в Корее 153 самолета противника (из них 7 Б-29). Китайскими и северокорейскими летчиками был засчитан 271 вражеский самолет (в том числе 176 «Сейбров»).
В этих боях погибли 120 советских летчиков и 126 корейских и китайских. Были потеряны 546 самолетов МиГ-15 и 4 Ла-11 (из них 315 «мигов» и все «лавочкины» пилотировались советскими летчиками).
Хотя дивизия Кожедуба превзошла все другие по показателям эффективности боевой работы и заслуживает самой высокой оценки, в ее составе лишь 6 Героев Советского Союза — Григорий Иванович Гесь, Сергей Макарович Крамаренко, Борис Александрович Образцов (посмертно), Евгений Георгиевич Пепеляев, Серафим Павлович Субботин, Федор Акимович Шебанов (посмертно). Еще несколько человек, превысивших условный показатель аса — 5 побед, были представлены к званию Героя, но не удостоены его. Среди них Б.В. Бокач, Н.К. Шеламонов, Л.Н. Иванов, А.К. Митусов, С.Ф. Вишняков, П.С. Милаушкин, К.Я. Шеберстов и А.Ф. Головачев. Е.Г. Пепеляев представлялся Кожедубом к званию дважды Героя Советского Союза, но и это представление не прошло. Позднее, столь же безрезультатно, комдив 303-й иад представил к званию дважды Героя и Н.В. Сутягина.
Сам Иван Никитович Кожедуб за блестящее командование дивизией в Корее был награжден единственным, но любимым летчиками орденом — Боевого Красного Знамени, уже четвертым на его груди.
20 января 1952 года последние самолеты 324-ой иад были сданы прибывшей на смену 148-й гиад , и через несколько дней кожедубовцы вместе со своим комдивом отбыли в Советский Союз.
Так закончилась для Кожедуба его вторая война, в ходе которой он доказал, что заслуживает звания не только великого летчика, но и талантливого военачальника.
В 1985 году, к сорокалетию Победы, ему было присвоено звание маршала авиации.
Умер Иван Никитович Кожедуб 8 августа 1991 года, не пережив Великого государства, во славу которого сражался и побеждал…
С любезного согласия внуков И.Н. Кожедуба –
Василия Анатольевича Кожедуба,
Анны Никитичны Кожедуб
и его невестки Ольги Федоровны Кожедуб ,
вниманию читателей впервые предлагаются письма Ивана Никитовича к его жене Веронике Николаевне и дочери Наташе, отправленные из Китая в годы Корейской войны. В письмах сохранена орфография оригинала.
Обратите внимание, что режим секретности вынуждал автора не только сокращать до первой буквы наименования китайских городов и воинские звания, но и пользоваться «эзоповым языком», именуя авиадивизию «футбольной командой», боевые действия — «игрой в футбол», командиров — «тренерами», а главкома ВВС — «председателем спортивного общества».
Письма И.Н. Кожедуба с Корейской войны
17.05.1951
Мои родные любимые — женочка и дочурка Наташа, обнимаю Вас крепко и целую!!!
Очень беспокоюсь за нашу ласточку. Как же это получилось, что не уберегли от простуды маленькое тельце, нашу радость? Ах, горюшко на нас насыпалось, я переживаю за нее. Лучше бы Ваш папочка перенес больше, чем наша крошечка, и за что это ей такое наказание.
Верочка, передай ей, чтобы она все слушала и хорошо пила лекарства, а папулька ей привезет куклу, шубку (я ей заказал из белочки на 5–6 лет с муфтой и шапкой), туфельки (хотя и грубятина, здесь не видел хороших), ну и на платье что и мамочке…
Все хорошо, но главное — не видно конца возвращения, я так жду тот счастливый день нашей золотой встречи, и хотя мы в разлуке, мой ангел, я знаю и всегда верил в твою порядочность, и мне не страшно отпустить тебя на Черное море. Поезжай, любимая, с дочуркой, хоть отдохнете от удушья летнего и ластунька закалится, да и мамочка тоже, и я увижу Вас загорелых птенчиков, а там, глядишь, и сам прикачу за Вами.
Решение твое одобряю.
Мне лишь одно обидно, что ты, женочка, решила урезать свой родник слов для меня. Я очень прошу тебя писать побольше, а на меня не обижайся, ведь я же не обладаю красноречием. Поэтому как могу, да иногда не дают янки. Но я не теряю надежды на то, что мы летом все же должны отдохнуть вместе и вспомнить ночь с молнией на берегу Черного (моря)…
Придет долгожданная пора, и я уверен, мой кристалл, мой верный друг жизни, что я свалю с плеч тяжесть долгой, ох, долгой разлуки — порукой тому твоя верная любовь ко мне.
Будьте счастливы и желаю быстрейшего выздоровления нашей ласточке.
Целую Вас крепко и мощно.
Твой верный муж Ваня.
P.S. Подарки пока не с кем передать. Лучше сам приеду.
4.08.51 г.
П…[28]
Добрый день мои родные любимые пташечки — женочка и доченька Наташенька!!!
Долго ждал от вас письмецо и, не дождавшись, решил поговорить с вами — может быть, на душе легче станет, а то так грустно, что прямо злишься сам на себя. 30 июля, в день прибытия почты, я отправился по своим делам в П. (Пекин) и в пути разминулся с почтой. Я знал, что мне должно быть письмецо от тебя, милая женочка, а потому злость на себя несчастливца еще больше увеличилась. Духотища в вагоне, тем более когда проезжаешь тоннель, усиливала мое раздражение, и ночь прошла в «бочках» (не думай, родная, о последнем слове, это нашенская фигура). Утром я уже был в М. и днем обратно в мученический путь.
