Усама, пытаясь успокоить жен и детей, заявляет им, что его новая жена – «зрелая» тридцатилетняя женщина, которая наизусть знает Коран. Он говорит, что йеменский имам, стараясь ублажить его, саудовского революционера, слегка ошибся в выборе невесты и соврал относительно ее возраста. Напряженность в отношениях между женщинами быстро возрастает, и, по наблюдению Насера, этот последний брак становится для Усамы тяжкой обузой.
Человеческие качества Хайрии в очередной раз позволяют восстановить в семье мир и спокойствие. «Все жены хорошо приняли Амаль, а особенно Хайрия. Амаль вела себя очень вежливо со всеми. Они ценили ее прежде всего за то, что она не была болтливой».
Амаль очень быстро интегрируется в жизнь лагеря. Жить в Кандагаре ей, похоже, очень нравится. Как-то раз она рассказывает шейху Рашаду, что Усама любит насмехаться над тем, что она режет лимоны не поперек плода, а вдоль – так, как режут яблоки. «Он говорил ей: “Это как-то по-йеменски”». Когда бен Ладен хочет провести с ней ночь, он заявляет перед всей семьей: «Сегодня вечером мне хочется съесть помидорчик», – причем произносит слово «помидорчик» на йеменском диалекте арабского языка, то есть так, как то и дело произносит сама Амаль.
«Я оставался там со своей женой в течение целого года, – вспоминает шейх Рашад. – Весь этот год к ней приезжал в гости ее отец. Когда он увидел свою дочь после девяти месяцев ее супружеской жизни, то удивился тому, в каких условиях она живет. Он даже предложил ей вернуться вместе с ним в Йемен. Амаль ответила, что такая жизнь наверняка позволит ей осуществить свою мечту и что ее жизнь будет очень короткой. Разгневавшись, он сказал дочери: “Ты сама этого захотела, а я возвращаюсь домой и никогда сюда больше не приеду”».
Ее двоюродный брат Валид, узнав о том, в каких нелегких условиях живет Амаль, решает приехать из Йемена к ней в Афганистан. Ему доводится стать свидетелем переломного момента. Усама – по-видимому, встревожившись из-за отъезда Наджвы – торжественно заявляет Сихам и Хайрии, что они могут поступить так, как хотят – либо остаться с ним, либо вернуться к себе на родину. Амаль – самая младшая из жен – сразу же решительно отметает предложенную им альтернативу. «Я хочу стать мучеником рядом с тобой, и до тех пор, пока ты жив, я не уеду», – говорит она. Он начинает их стращать, заявляя, что отныне «и его, и их в любой момент могут убить». Однако Амаль – к удивлению двоюродного брата – тут же говорит в ответ: «Я уже приняла решение»[413].
«Когда я жила с Усамой, он иногда приходил ко мне очень поздно ночью и, вытянувшись на кровати, лежал на ней часами. Он не хотел ни с кем разговаривать»[414], – вспоминает Амаль. Всецело посвящая себя своему «великому замыслу», он подолгу сидит с суровым видом в одиночестве и спит уже очень мало – не более двух-трех часов в сутки. «Он начинал злиться, если я пыталась с ним заговорить, и я тогда оставляла его в покое». Постоянно испытывая тревогу и чувствуя себя изнуренным, Усама, чтобы успокоить нервы, принимает различные лекарства и снотворные средства. К своей молодой жене он приходит лишь раз в неделю, а других его жен Амаль больше не видит. «Мы виделись лишь один раз […], когда он прислал одного из своих сыновей, чтобы собрать нас всех вместе».
К счастью для жен Усамы, один или два раза в сезон он позволяет им отправиться в Кабул и прогуляться по его улицам, где их ждет кое-какое общение с другими женщинами и возможность таращиться на витрины, имеющиеся у некоторых магазинов этого города. Они ездят туда вместе со своими детьми в автомобиле, за которым следуют другие автомобили, набитые охранниками, держащими автоматы стволами вверх. Находясь в Кабуле, жены бен Ладена иногда навещают Аззу Завахири, проживающую вместе со своим мужем в квартале Визир-Ахбан-Хан, в котором находятся посольства и министерства. Чета Завахири занимает красивый, но сильно поврежденный дом, построенный еще в колониальную эпоху. В этом доме они нашли для себя условия, позволяющие им заботиться о больной дочери. Живут они в этом доме, однако, не одни: второй этаж занимает еще одна семья. Причина, по которой они – к превеликому сожалению других женщин – покинули укрепленный лагерь возле Кандагара, заключалась в том, что после нападения террориста-смертника на американский эсминец «Коул» в октябре 2000 года бен Ладену пришлось реорганизовать свой «штаб» так, чтобы «яйца не лежали все в одном лукошке» и чтобы «Аль-Каида», превратившись в своего рода гидру, в случае нанесения американцами удара по ней не была полностью обезглавлена.
Месяцы мелькают один за другим, и Усама приходит к женам все реже и реже. «Он стал приходить ко мне лишь один раз в две или три недели, говоря при этом, что устал, что у него много проблем – прежде всего с муллой Омаром и с руководством Талибана», – вспоминает Амаль. Усама прекрасно помнит, что сказал мулла Омар, разговаривая с ним в саду. Отсчет времени до того момента, когда его, бен Ладена, вытурят из Афганистана, давно начался. «Как-то раз он сказал мне, что боится, что Талибан может выступить против него и попытается от нас избавиться, или же что Соединенные Штаты подкупят кого-нибудь из талибов, чтобы те от нас избавились». Мулла Омар установил бен Ладену срок, до наступления которого тот должен покинуть территорию Афганистана, и после нападения на американский эсминец «Коул» он вряд ли захочет этот срок переносить.
Августовская жара накаляет атмосферу в Кандагаре. Амаль с трудом удерживается от того, чтобы не кричать. Ей хочется кричать от боли, которую она испытывает, рожая своего первого ребенка. Условия, в которых она рожает, отнюдь не легкие, но она сама выбрала себе такую судьбу. Шейху Рашаду и его жене приходит время покинуть Афганистан. «Она попросила нас передать привет ее ближайшим родственникам и сказать им: “Обо мне не нужно беспокоиться, у меня все хорошо, и я осуществлю свою мечту”».
В воздухе и в самом деле уже буквально пахнет войной и смертью. Наджва, чувствуя, что больше не выдерживает, набирается храбрости и просит у своего мужа разрешить ей вернуться в Сирию. Усама с невозмутимым и задумчивым видом смотрит на нее.
– Ты хочешь уехать, Наджва?
– Да, я хочу вернуться в Сирию, к своей матери.
– Ты в этом уверена?
– Я хочу уехать в Сирию.
– Хорошо, Наджва, ты можешь уехать, – говорит Усама, и выражение его лица становится мрачным.
Однако условия, на которых бен Ладен ее отпускает, заставляют сжаться ее материнское сердце: Усама разрешает ей взять с собой лишь трех самых младших детей. Она, делая над собой усилие, соглашается. «Я займусь твоим багажом, – говорит ей Усама. – Ты уедешь через несколько недель». Уже повернувшись было, чтобы уйти, он приостанавливается и говорит: «Я никогда не потребую от тебя развода, Наджва. Даже если ты услышишь, что я якобы с тобой развелся, не верь этому».