Это был, в общем, обычный контингент приглашенных. Новым лицом среди завсегдатаев наших приемов был министр торговли Аверелл Гарриман, недавно заменивший уволенного в отставку Генри Уоллеса. Мой давний знакомец был в этот вечер таким же угрюмым, каким я его всегда видел во время переговоров о перемирии с Румынией осенью 1944 года. Правда, здороваясь с нами, он сделал безуспешную попытку улыбнуться, а с Молотовым даже обменялся несколькими фразами, после чего его оттеснили от нас вновь пришедшие гости.
На следующее утро трое «нью-йоркцев» – Молотов, я и Павлов, – провожаемые Ачесоном и сотрудниками посольства, покинули Вашингтон и в тот же день опять включились в привычную рутину Генеральной Ассамблеи.
Только изредка она нарушалась происшествиями, более или менее выходившими за рамки повседневности. А однажды даже случилось дипломатическое ЧП, «виновником» которого стал я.
Развивалось оно так.
В самом начале декабря из Вашингтона мне позвонил Вавилов и сообщил, что из Протокольного отдела Белого дома в посольство доставлен пригласительный билет (для меня и для моей жены) на обед, устраиваемый 3 декабря президентом Трумэном для дипломатического корпуса. Это был особо торжественный, так называемый государственный обед, возобновляющий давнюю традицию, которая в военные годы была упразднена. Для большинства моих коллег по дипкорпусу такое приглашение было, несомненно, лестным знаком внимания президента. А для меня оно – как это ни парадоксально – явилось сигналом к настороженности. Но парадоксально лишь на первый взгляд.
Памятуя о политических подвохах в отношении посольства, какие таили в себе предыдущие встречи президента с дипкорпусом, я поручил секретарю В. Бурдину связаться с госдепартаментом и уточнить состав приглашенных на обед. Моя предосторожность оказалась отнюдь не лишней. Обед устраивался примерно для половины глав посольств и миссий, среди которых, как я и предполагал, фигурировали марионетки госдепартамента – «посол» Латвии Альфред Бильманис и «посол» Литвы Повилас Задейкис. Выражаясь мягко, открытие это было не из приятных. Мало того, что правительство США продолжало упорствовать в официальном признании дипломатов несуществующих правительств, так оно еще в ущерб престижу Советского Союза намеревалось усадить их в Белом доме за один стол с представителем Советской страны. К тому же в силу протокольного приоритета, о которой мне уже приходилось упоминать раньше, на более почетных местах, чем предназначенное для советского посла. А ведь такого неприличного соседства можно было при желании легко избежать, пригласив Бильманиса и Задейкиса – или же меня – на обед для другой половины дипкорпуса, намеченный на более позднюю дату. Словом, тут, по всей вероятности, имел место определенный расчет, отдававший душком дипломатической провокации.
Раздумывая над всем этим, я пришел к нехитрому решению, подсказанному аналогичным прецедентом в 1945 году. Сводилось оно к тому, чтобы под благовидным предлогом уклониться от визита в Белый дом и тем самым косвенно осудить некрасивый акт американского правительства. Конечно, в этом решении заключалось то неудобство, что я уже не впервые отказываюсь от встречи с президентом, но этот демонстративный жест, как и предыдущий, был вынужден самим Белым домом.
Я изложил свои соображения на этот счет В. М. Молотову, который всецело одобрил их.
Прозрачным предлогом для отказа послужила испытанная веками ссылка на болезнь. Накануне государственного обеда посольство сообщило госдепартаменту о внезапно поразившей меня хвори, которая помешает мне воспользоваться гостеприимством президента.
Горькую пилюлю Белый дом и госдепартамент проглотили молча, не предав инцидент гласности. Но четыре дня спустя он стал достоянием массовых средств информации. 8 декабря я с понятным интересом читал в газетах обильные корреспонденции о нем, подаваемые под крикливыми «шапками».
Приведу в виде примера отклики в либеральной «ПМ». Заголовок в ней гласил: «Соединенные Штаты получили от Советов взбучку на государственном обеде». Ниже – часть этой корреспонденции:
«Ударом по самолюбию Трумэна Советская Россия дала знать США о своем недовольстве тем, что эта страна продолжает признавать три балтийских государства, поглощенные СССР.
Политический удар, нанесенный советским послом в Вашингтоне Николаем В. Новиковым, являлся одной из самых сокровенных тайн Белого дома и государственного департамента. Нанесен он был в прошлый вторник во время официального обеда, данного президентом США половине дипломатического корпуса. Новиков, высший представитель СССР в дипломатическом корпусе, на обед не явился.
Вчера в русском посольстве сообщили только то, что Новиков вследствие болезни находится в номере отеля в Нью-Йорке, где он занимается проблемами Ассамблеи Объединенных Наций, и добавили, что государственный департамент был уведомлен о его болезни и о том, что он не сможет присутствовать на государственном обеде.
…Но источники, близкие к советскому посольству, откровенно признали, что болезнь Новикова дипломатическая. А другой хорошо информированный источник заявил, что явиться на обед советскому послу помешал «острый приступ латвийской лихорадки».
При всей своей однобокости подобные корреспонденции делали на этот раз, в общем, полезное дело, разоблачая лицемерие американских государственных деятелей, не гнушающихся политической игрой фальшивыми картами. А заодно они показывали и нашу готовность дать достойный отпор всякому выпаду против престижа Советского Союза.
* * *
В первой декаде декабря сессия Совета министров иностранных дел успешно завершила работу над мирными договорами с Болгарией, Румынией, Венгрией, Финляндией и Италией. Приближалась к концу и сессия Генеральной Ассамблеи.
13 декабря В. М. Молотов произнес свою заключительную речь на пленуме Ассамблеи, посвященном обсуждению резолюции о всеобщем сокращении вооружений. А 14-го утром он и А. Я. Вышинский покинули США на том же пароходе «Куин Элизабет», на котором прибыли туда. Покинули вместе с основным дипломатическим и обслуживающим персоналом. Представлять Советский Союз до конца сессии было поручено А. А. Громыко, Ф. Т. Гусеву и мне.
Выступив 14 декабря на пленуме с цитировавшейся выше речью по докладу 4-го комитета и дождавшись результатов голосования, я выполнил последнюю из порученных мне на Ассамблее задач. С нескрываемым чувством облегчения я выехал вечером 15-го в Вашингтон.
Кажется, еще никогда в жизни – пожалуй, даже и в военные годы – я не был так переутомлен чрезмерной нагрузкой, как в минувшие осенне-зимние месяцы. Вернувшись в Вашингтон, я не счел зазорным позволить себе и трудившимся вместе со мною работникам посольства трехдневный отдых. Провели мы его вместе с семьями в скромном пансионате в горах на западе Вирджинии.