Ознакомительная версия.
Влияние жены в становлении Монтана и как актера, и как певца было огромно. Он сам признавался: «Я встретил двух замечательных женщин: Эдит Пиаф, которая вывела меня на французскую эстраду, и Симону, значение которой в моей жизни трудно переоценить… Перед концертом я всегда снимал обручальное кольцо, но сознание того, что Симона в зале, было высшим счастьем, которое поддерживало меня». Она смогла раствориться в шумной суете мюзик-холла, повсюду сопровождая мужа, а на киностудиях появляясь все реже и реже. Она слушала его песни, ей нравилось постигать тайны его ремесла, тихо сидеть в зале, где он репетировал, и ликовать после концерта, вслушиваясь в гром аплодисментов и выкриков: «Браво!»
Синьоре отклонила предложенный ей Голливудом контракт: «Без Монтана меня не заставили бы пройти от Венсенских ворот до Аньерских… Что уж говорить об Америке». Во всем этом не было и тени притворства или кокетства. Супругам действительно было трудно расстаться даже на один день. Однажды режиссер Жак Беккер в ответ на очередной отказ Симоны принять участие в съемках сказал: «Ты совершенно права, у нас только одна жизнь, любовь требует того, чтобы за ней ухаживали каждый день, как за растением».
Но даже такая романтическая супружеская жизнь не всегда была безоблачной. Случались и ссоры. Как-то во время репетиции в минуту раздражения, когда что-то не ладилось, Монтан вдруг резко обернулся к жене: «Чем ты тут занимаешься? Сидишь, вяжешь? Ты не снимаешься, потому что тебя не приглашают». Симона поднялась и неторопливо подошла к телефону. «Я согласна на роль Терезы Ракен, – произнесла она, набрав номер, – завтра я подпишу контракт». Так, «благодаря» Монтану в истории мирового кинематографа появилась еще одна классическая работа Синьоре, а зрители смогли снова увидеть свою любимицу на экранах кинотеатров.
В жизни Ива и Симоны было немало счастливых дней. Монтан удочерил ее дочь Катрин, рожденную от первого брака. Прошли годы, и Катрин, ставшая актрисой, издала книгу об их семейной жизни, в которой писала: «Мама была поклонницей Монтана. Их связывала бурная страсть, которая никому другому не оставляла места… Я не встречала человека более талантливого, чем Монтан. К тому же он безумно много работал. Мама же, которая вышла из буржуазной среды, была хорошо образованна и стремилась всем поделиться с Монтаном. А он был одержим стремлением добиться успеха. Не будь Эдит Пиаф или Симоны Синьоре, он все равно стал бы Монтаном…»
Одним из самых серьезных и драматичных испытаний их семейного союза стал роман Монтана с Мэрилин Монро. Она «положила на него глаз» во время одной случайной встречи и проявила особую настойчивость, чтобы познакомиться поближе. Перед съемками очередного фильма это было очень просто сделать: «Я хочу видеть в главной роли только его». А когда послушные продюсеры пригласили популярного француза в фильм Джорджа Кьюкора «Займемся любовью» (другое название «Миллионер»), Симона сама его поддержала: «Участие в съемках даст тебе шанс пробиться к высотам».
Монтана не пришлось долго уговаривать. На вопрос журналистов, когда он впервые почувствовал себя настоящей звездой, певец ответил: «Тогда, когда услышал: “Хотите сниматься с Мэрилин Монро?”» Так они оказались партнерами на съемочной площадке и соседями по дому на бульваре Сан-Сет в Голливуде. Поначалу ничего не предвещало грозу: Монро с мужем Артуром Миллером и Симона с Ивом частенько собирались на общей кухне и «дружили семьями».
Их день обычно проходил так. Первым приходил Ив и, наскоро перекусив, принимался за новую порцию текста на английском языке, который следовало осилить. Драматург Миллер стучал что-то на пишущей машинке, а Симона «демонстрировала искусство красиво терять время». Ближе к вечеру они усаживались с Миллером и, потягивая виски, вели разговоры по душам. Последней в квартиру влетала Монро и, на ходу бросив: «Я под душ и сразу к вам», – исчезала, чтобы вернуться через несколько минут. Уже тогда Мэрилин считала, что они с Монтаном просто созданы друг для друга: «Артуру нужны интеллектуалки, с которыми он мог бы беседовать. Вроде Симоны. А Иву нужна я».
«Идиллия без будущего», как окрестили газетчики новую любовь самой знаменитой блондинки Америки и самого известного француза, стала подлинной находкой для рекламы будущего фильма. Его бюджет удвоился, как только они оба стали героями бульварной хроники. Позже Монтан признавался журналистам: «Многие из моих друзей до сих пор убеждены, что эта связь прежде всего льстила моему самолюбию. Да, это так: я действительно был польщен. Но куда больше растроган и тронут. Тронут тем, как это было прекрасно. Тронут, потому что это было безысходно. Ни разу ни на один миг не возникала у меня мысль порвать с женой. Но если бы она, Симона, хлопнула дверью, я бы…»
Для Синьоре эта история стала едва ли не самой большой драмой в жизни. Она уехала на съемки в Италию, понимая, что рискует потерять мужа навсегда. Ее преследовали репортеры: «Вы думаете, он еще вернется?» Симона старалась быть невозмутимой: «Конечно. А как же иначе!» Но самое ужасное, что у нее не было никаких иллюзий относительно дальнейшего развития событий: «Вы знаете много мужчин, которые устояли бы перед объятиями Мэрилин?» Симона так страдала, что начала пить. В результате ее лицо быстро изменилось, подурнело, а она опустила руки и не сопротивлялась ни возрасту, ни алкоголю.
Между тем, роман Монтана закончился с последним съемочным днем того злополучного фильма. После душераздирающего прощания он вернулся в Париж к жене и больше с Монро не встречался. Дома его ждало первое и последнее бурное объяснение. «Это было ужасно, – вспоминал Ив, – потом все затихло, улеглось. Но только внешне. Я видел, что она разбита, глубоко опечалена сознанием того, что десять потрясающих лет, которые мы прожили вместе, оказались омрачены. Я раскаивался…» Но «жизнь не переделаешь, надо продолжать жить», – сказал он тогда себе.
Что касается Симоны, то со свойственной ей проницательностью она поняла, что не стоит раздувать эту историю до вселенских масштабов. «Я никогда не стану судить о том, что произошло с моей подругой и моим мужем, которые работали вместе, жили под одной крышей и стало быть… делили одиночество», – сказала она. Терзали ли ее другие мысли? Если да, то никто не знал о том, как ей больно. Каждый нес в своей душе свое: кто – чувство вины, кто – обиды, но ни разу, даже во время вспыхивавших между ними ссор, Симона «не припоминала ему эту историю».
В середине 1970-х гг. Монтан и Синьоре жили на площади Дофин в «каморке», как они называли свою квартиру, окна которой выходили прямо на тротуар оживленной улицы. Это была уютная обжитая квартира со множеством фотографий и сувениров, привезенных с гастролей, со съемок, из поездок. Там всегда жил кто-нибудь из посторонних – какие-то беженцы, люди без родины, странные путешественники всех национальностей. Единственное, что сближало этих разномастных «квартирантов», – страдание от несправедливости, которая убивала их морально или физически. Здесь они находили внимательных слушателей, братскую помощь, а зачастую просто средства на жизнь.
Ознакомительная версия.
