Такое развитие событий беспокоило те силы, которые были против развала Советского Союза, они видели за этим крах экономики, финансов, армии, всех других экономических, политических структур, распад общей культуры, обострение этнических отношений. И недопущение развития по такому сценарию было, насколько мне известно, единственной задачей тех, кто в августе 1991 года попытался остановить распад Отечества, предостеречь общество от возможных последствий этого акта, не допустить неоправданных жертв, которые могли последовать за распадом СССР. К сожалению, мрачные предсказания оправдались. Кровавые конфликты разгорались в различных районах бывшего Союза, началось вытеснение русских, белорусов, украинцев из других республик, распадались экономические связи, рассыпалась армия.
Нет такой партии, нет такого государства
…Сегодня суббота, банный день. Открывается окошечко, и надзиратель строгим голосом выкрикивает: Приготовиться к помывке». К помывке все давно готовы, собрано постельное белье, заготовлено мыло, теперь надо ждать, когда поведут. Через 10 минут звучит команда: «Выходи». Разные люди водят нас в баню. Одни равнодушно-отчужденно, другие по-человечески стараются помочь. Спускаемся в нижние этажи. Там баня, вернее, просто душ, четыре рожка вяло брызгают водой, которая бывает то горячей, то холодной, а то и просто перестает течь. «Через 20 минут быть готовыми», — завершает надзиратель. Моемся, стараясь успеть простирнуть и бельишко, да и помыться получше. В душе и предбаннике неопрятно, но главное — была бы горячая вода, так хочется чуть-чуть согреться. Через 20–30 минут нас ведут обратно. Крутую лестницу преодолеваю с трудом. В 7 часов вечера ужин, и скоро надо готовиться ко сну. Я боюсь ночей, когда остаешься один на один со своими думами и начинаешь заниматься «самокопанием». Память извлекает из своих тайников многие детали последних событий.
…Бывая в хорошем расположении духа, М. С. Горбачев негромко декламировал стихи, читал монологи из спектаклей.
— Я ведь в школьной самодеятельности участвовал. Пьесы ставили, роли большие исполнял, — признался он как-то.
Да, артистический дар у него был, как говорят, от Бога. Бывало, изобразит такое искреннее недоумение от услышанного, что оторопь берет: будто не по его поручению все делалось. Так что артист в нем не умер, не поблек…
— Маяковского любил, наизусть со сцены читал его стихи. Великий поэт великой эпохи…
В окружении «своей» команды обычно произносил одни и те же строки из поэмы «Владимир Ильич Ленин», многозначительно поглядывая при этом на присутствующих:
— «Партия — единственно, что мне не изменит…»
И партия действительно была верна ему. Изменил, предал и бросил КПСС ее лидер.
Не укладывается в голове, что партии, готовившейся отметить свое столетие, больше не существует. Потребовалось немного времени, чтобы ее дискредитировать, разложить морально и ликвидировать организационно. Никто еще месяц назад не мог бы предсказать, что КПСС, крупнейшая партия мира, на счету которой было семь десятилетий руководства огромной страной, немало успехов, которую уважал народ, скончается столь скоропостижно.
После августовских событий М. С. Горбачев, напуганный происшедшим, быстро сложил с себя полномочия генсека и отмежевался от КПСС. Именно с его благословения и в его присутствии она была распущена и ликвидирована. Имей генсек больше мужества и хладнокровия, случившегося могло и не быть. Несмотря на все пертурбации, которые проделывались с КПСС, миллионы коммунистов были верны своему генсеку до последнего часа. Даже внутренне сомневаясь или открыто возмущаясь деятельностью лидера КПСС или, точнее, его бездеятельностью, партийные организации и комитеты были послушны, в большинстве своем поддерживая генсека даже в непонятных для них решениях. Хотя отчуждение было весьма заметно. И это чувствовал М. С. Горбачев.
В последнее время я видел, что Михаил Сергеевич начал побаиваться пленумов ЦК, встреч и откровенных бесед с руководителями партийных организаций. Члены ЦК, секретари обкомов и крайкомов КПСС, встречаясь с секретарями ЦК, работниками аппарата ЦК, все чаще высказывали свое недоумение.
— Что у вас происходит? — вопрошали они. — Почему аппарат перестал действовать? Мы потеряли связь с центром. Горбачев избегает встреч с нами, уходит от ответов о будущем партии, а главное — не решает вопросы, которые ставит жизнь.
Конечно, от влияния такого человека, как генсек, во многом зависит активность партии, рост ее авторитета.
Но ради справедливости надо сказать, что даже он вряд ли мог до основания развалить в столь короткий срок многомиллионную организацию, если бы сама партия не переживала серьезные трудности и не подошла к критическому состоянию.
Анализируя деятельность различных партийных структур, особенно руководящего звена, я все больше прихожу к выводу, что многие недуги КПСС были неизбежны. Причины тому, конечно, разные, но одной из существенных была интеллектуальная деградация лидеров, отсутствие любой конкуренции идей и практических программ социально-экономического и политического развития общества.
Потеря авторитета партии началась с утраты авторитета вождями верхнего эшелона партийного руководства. На смену В. И. Ленину, с его блестящими способностями теоретика, стратега и тактика политической борьбы, яростного и страстного полемиста, человека высокой культуры, пришел менее яркий и подготовленный политический лидер. Но и Сталин, не обладая достоинствами трибуна, был достаточно хорошо теоретически подготовлен, начитан, обладал большим организаторским талантом. Однако он стал символом правового беспредела и тем самым нанес партии незаживающую, кровоточащую рану. С уходом его из жизни КПСС возвысила Хрущева, от природы одаренного, но теоретического и идеологического троешника, с низким уровнем культурного развития.
Мне приходилось видеть написанные рукой Сталина письма, статьи, постановления. Его правка на текстах многих документов была точна и позволяла видеть в нем тонкого политического деятеля и, кстати, хорошего стилиста, отлично владевшего русским языком. Пометки Сталина на страницах сотен книг его библиотеки говорили о том, что он много читал, знал работы не только марксистски подготовленных ученых, но и своих противников — философов, экономистов, историков. Приходилось видеть мне и резолюции Хрущева, к сожалению оставлявшие впечатление, что написаны они рукой не шибко грамотного человека, привыкшего совсем к другому труду. Правда, надо сказать, то, что он диктовал стенографисткам, было интересно, а слова сочны. Но для публикации многое не годилось. Мне приходилось править его стенограммы для публикации в газетах, и это было весьма мучительным делом.
