Самолеты шли низко, и Лунин хорошо видел всё, что происходило на земле. По дорогам, по лесам, по полям, по льду узкого Круголадожского канала к востоку двигались бойцы. Они все очень спешили, многие даже бежали. Чем дальше, тем больше было бегущих; на бегу они размахивали автоматами, винтовками, подбрасывали вверх шапки и что-то кричали. Лунин ждал, когда же он наконец увидит передний край и немцев. Но ни переднего края, ни немцев здесь не было. Вместо немцев под самолетами оказались такие же группы красноармейцев, но бегущих не с запада на восток, а с востока на запад.
Лунин понял: оба фронта — Ленинградский и Волховский — сомкнулись, и самолеты уже летели над частями Волховского фронта. Очевидно, это случилось только что, несколько минут назад, и этим объясняется ликование всех этих десятков тысяч людей.
Лунин круто повернул эскадрилью и повел ее на запад.
Ему хотелось увидеть то место, где оба фронта встретились.
Он увидел его через несколько секунд. Под самолетами распростерлось обширное замерзшее болоте, лежащее между Синявиным и озером. Болото поросло редкими кустиками ольхи, голые прутья которой темнели на снегу и отбрасывали синеватые тени. Все людские потоки — и те, что двигались с запада, и те, что спешили с востока, — сливались, соединялись здесь. Кучки взволнованных, размахивавших руками людей стремительно увеличивались, разрастаясь. Бойцы обнимались и целовались. Несмотря на двадцатиградусный мороз, они снимали с себя шапки и подбрасывали их вверх.
Восторг бойцов передался и летчикам. Самолеты кружили и кружили над этим знаменательным местом встречи, то проносясь на бреющем над самыми кустами, то поднимаясь в сияющую высь.
Кончилось! Сорвана петля, душившая великий город. Пробиты ворота! Кроме пути через озеро, есть теперь путь и по сухой земле. Лунин вдруг заметил, что стал плохо видеть. Уж не стекло ли замерзло? Нет, стекло тут ни при чем — это слезы. Сколько мук было, сколько смертей, и вот наконец… Лунин вытер глаза кулаком в кожаной перчатке и осмотрелся.
Как знаком ему этот только что освобожденный южный берег озера, низкий и болотистый!.. Вон та дорога, бегущая через лес параллельно береговой черте, по которой он почти полтора года назад проехал в Ленинград на грузовой машине с пустой бочкой в кузове. Вероятно, они с Ховриным были тогда последними людьми, проехавшими по этой дороге. А теперь эта дорога опять свободна, и по ней бесконечной вереницей уже движутся к городу танки, и машины, и орудия, и полки.
Вернувшись с эскадрильей на аэродром, Лунин сразу заметил самолет Кузнецова, по прежнему стоящий на линейке. Значит, Кузнецов до сих пор не вылетел и ждет задания. Захватив с собой Татаренко, Лунин направился в землянку командного пункта полка. Там были и Уваров, и Проскуряков, и Ермаков, и Шахбазьян и Тарараксин. В углу сидел Кузнецов, поджидая, когда наконец из штаба фронта сообщат, куда и зачем он должен вылететь. Они, конечно, всё уже знали.
— Видел? — спросил Уваров.
— Видел, — сказал Лунин.
Он не умел рассказывать, особенно когда был взволнован. Рассказывал Татаренко. Лицо его пылало, глаза и зубы блестели. Встреча двух фронтов, обнимающиеся и целующиеся бойцы — всё это потрясало его. Он был переполнен впечатлениями.
— Немцы контратакуют, — сказал Проскуряков. — Артиллерию подтягивают. Надеются снова прорваться к озеру.
Зазвонил телефон. Тарараксин взял трубку, выслушал, потом передал Кузнецову приказание немедленно вылететь и определить расположение немецких батарей к югу от нашего прорыва.
Кузнецов встал.
— Разрешите идти, товарищ полковой комиссар? — спросил он Уварова.
— Идите.
Уже через две минуты капитан Шахбазьян связался с Кузнецовым по радио.
— Взлетаю, взлетаю, — отчетливо прозвучал в землянке голос Кузнецова, вырвавшийся из репродуктора.
Еще через несколько минут он сообщил номер квадрата, над которым он находится и ведет наблюдение.
— Там зенитки с ума сходят, — проговорил Проскуряков, — бьют как бешеные. Самое пекло.
— Батарея на берегу ручья, у двухэтажного дома, — раздался голос Кузнецова.
Шахбазьян записал и поставил крестик на карте. Потом спросил:
— Как зенитки?
— Всё нормально, товарищ капитан… — ответил Кузнецов. — Батарея у школы справа.
— Раз он говорит, что нормально, значит, бьют по нему вовсю, — сказал Проскуряков шёпотом.
— Батарея на левом берегу ручья возле моста, — передал Кузнецов.
Шахбазьян записал и отметил на карте.
— Батарея на южном склоне высоты сто шестнадцать… Два орудия в ста метрах левее фабрики…
Шахбазьян записывал и отмечал.
— Квадрат пять. Очень крупная батарея. Ведет огонь в направлении на северо-запад…
Кузнецов замолчал. Тишина длилась долго. Потом все в землянке ясно расслышали, как Кузнецов произнес:
— Сволочи…
И не то вздох, не то стон…
Проскуряков шагнул к микрофону, оттеснил Шахбазьяна и закричал:
— Что случилось, Кузнецов? Что случилось?
— Товарищ командир полка… — хрипло и глухо проговорил Кузнецов. Две батареи за станцией у водокачки… ведут огонь…
Голос его оборвался, Потом почти шёпотом он произнес:
— Прощайте…
Татаренко, бледный, вскочил, опрокинув скамейку. Стоя рядом с Проскуряковым у микрофона, он кричал:
— Антон! Антон! Антон!
Но докричаться было невозможно.
Первым опомнился Шахбазьян.
— Данные разведки нужно передать в штаб фронта, — сказал он.
И двинулся к телефону.
— Я передам сам, — вдруг проговорил Уваров и взял со стола лист, на котором Шахбазьян делал записи. Тарараксин соединил его со штабом фронта.
— Генерал слушает, — сказал он, передавая Уварову телефонную трубку.
Уваров неторопливо перечислил генералу-артиллеристу все места, где были расположены немецкие батареи.
— Данные точные, — сказал он в заключение. — Их сообщил гвардии младший лейтенант Кузнецов.
— Хорошо, — ответил генерал. — Мы сейчас дадим по этим батареям.
— И покрепче, покрепче! — закричал Уваров, сжимая трубку в кулаке. — Эти данные Кузнецов передал, умирая. Три минуты назад его убили в районе цели. Понимаете, товарищ генерал?
— Понимаю… — ответил генерал.
Уваров и Лунин вместе вышли из землянки. Пронизанный солнцем холодный безветренный воздух вздрагивал от тяжелого гула. Это наша артиллерия била по немецким батареям, указанным Кузнецовым.
Уваров и Лунин прошли через весь аэродром до старта, не сказав друг другу ни слова.
Лунину предстоял новый вылет.
