Я не хочу создавать впечатление, что Советский Союз проводил однозначно миротворческий курс. Его политика, несомненно, страдала внутренней противоречивостью. Существовало общее понимание угрозы конфронтационного развития обстановки в регионе. Но были и опасения, что безоглядная ставка на мирное урегулирование при ведущей роли США усилит «прозападные» арабские государства за счет близких нам режимов. А позиции СССР ослабнут, если мы не будем нужны арабам как опора в противодействии Израилю. Мир на предлагавшейся США основе ассоциировался с перспективой восстановления ими своей гегемонии в регионе. Собственно, так дело и обстояло. «В конце концов главной целью нашей политики на Ближнем Востоке, — признавался Киссинджер, — было ослабление роли и влияния СССР».
В итоге наша линия сводилась к декларативной в известной мере поддержке мирного урегулирования и активному содействию укреплению военного потенциала ряда арабских стран, что считалось естественным в условиях, когда США стремились выбросить СССР из миротворческого процесса и обеспечить военное превосходство Израиля.
Москва никак не хотела эскалации конфликта. Но СССР был заинтересован в сохранении напряженности, поддающейся контролю, до тех пор, пока невозможно урегулирование, приемлемое для нас и для наших арабских друзей. Я уже не говорю о том, что каждый новый виток напряженности сопровождался новыми просьбами о поставках оружия и это превращалось во все более дорогую и опасную авантюру.
Понятно, что СССР не мог давать в обиду своих друзей, допускать их унижения. Это затрагивало его политические и стратегические интересы, его престиж как сверхдержавы. А Израиль не раз пытался демонстративно поставить арабов чуть ли не на колени. Случалось, это провоцировало нас на весьма жесткие шаги, не всегда безупречные, что вряд ли способствовало эволюции арабской позиции к компромиссу.
Но одно должно быть ясно: оружие давалось арабам не для уничтожения Израиля, а чтобы укрепить их политические позиции.
И американцы отнюдь не были заняты только тем, что подбрасывали дрова в огонь конфликта. Но многие свои чувствительные поражения в регионе США как бы компенсировали, эксплуатируя неурегулированность арабо-израильского конфликта. Израиль при их поддержке мог порой диктовать условия, демонстрируя, кто «хозяин» в регионе. В этом отношении ближневосточный конфликт, конечно, был нужен Вашингтону. Киссинджер в мемуарах пишет вполне определенно, что «не было причин для изменения политики США до тех нор, пока какое-либо из арабских государств не проявляло желания отойти от Советов или пока Советы не были готовы отказаться от арабской программы». Стратегия американцев заключалась в том, чтобы, не раздувая конфликта, держать его в подвешенном состоянии. Длительное статус-кво с некоторых пор стало их устраивать, пожалуй, больше, чем нас. И кэмп-дэвидский вираж Садата служит хорошей иллюстрацией, как работала такая линия США.
Но перед американскими политиками стояла трудноразрешимая задача.
С одной стороны, прессинг сионистского лобби и Израиля. Помимо особых симпатий к еврейскому государству это лобби питало, по понятным причинам, особую антипатию к СССР. И нередко создавалось впечатление, что политику Вашингтона определял Израиль, или, как писал один американский журналист, «хвост вертел собакой». На заседании в Осло профессор Кунихольм из университета Дьюка (США) заявил: «Время от времени США адресовались к Израилю как к своему клиенту, хотя порой не ясно, не обстоит ли дело наоборот, не мы ли клиент Израиля».
С другой — многие в государственном департаменте и за его пределами выступали против чрезмерного осложнения отношений с арабами. Такая тенденция, хоть часто и задавленная произраильским креном, давала о себе знать и сыграла свою роль в появлении совместного советско-американского заявления в октябре 1977 года, о котором речь впереди. Непоследовательность в политике США объяснялась также острой конкуренцией и далее неприязнью между государственным департаментом и Советом национальной безопасности, который, как и Комитет начальников штабов, был привержен более жесткому курсу (об этом вспоминают почти все тогдашние госсекретари).
Не сбрасывая со счетов возможности произраильского лобби, все же убежден: если бы руководство США считало, что американские интересы требуют урегулирования конфликта, оно сумело бы «дожать» Израиль. Недаром премьер-министр Великобритании Э. Хит после войны 1973 года сказал госсекретарю США, что «за последние шесть лет, со времен войны 1967 года, США имели полную возможность заставить Израиль пойти на переговоры, но ничего не сделали». У Хита были все основания сказать так. В 1978 году, например, Израиль оккупировал ливанский юг, действуя исключительно из собственных побуждений. Но достаточно было американцам предупредить, что, если войска не будут немедленно выведены, США прекратят поставку Тель-Авиву вооружений, как через несколько часов израильтяне из Ливана ушли.
Итак, и США, и СССР придерживались, но разным причинам и в разной мере, стратегии контролируемой напряженности и не намеревались от нее отходить до тех пор, пока не станет возможным урегулирование на приемлемых для них условиях. Как и США, Советский Союз стремился к урегулированию, которое закрепит его влияние. Конфронтационная структура отношений супердержав не давала возможности разблокировать ближневосточный конфликт: они приносили в жертву своему локальному и всемирному соперничеству интересы народов региона.
Однако в отличие от США стратегия напряженности не была для СССР вполне добровольным выбором, тем более что примерно со второй половины 70-х годов неурегулированность конфликта начинает обращаться против Советского Союза. Не от Москвы, а от Вашингтона зависел выбор в пользу урегулирования. Только он, имея достаточное влияние на Израиль, мог склонить его к конструктивной позиции.
В отличие от США Советский Союз не ставил — другое дело, что и не мог ставить, — задачи вытеснить из региона своего противника.
Он стремился к такому урегулированию, где будет принимать участие наравне с США. Вашингтон же претендовал на единоличное участие и стремился оставить СССР за бортом. Он не хотел сотрудничества с Москвой в ближневосточных делах. Киссинджер в своих мемуарах откровенно признается, что препятствовал этому и старался лишь создать впечатление такой заинтересованности.
В отличие от США Советский Союз выступал за всеобъемлющее урегулирование. При этом имелись в виду вывод израильских войск со всех арабских территорий, оккупированных в 1967 году; осуществление неотъемлемых прав палестинцев, включая право на самоопределение и создание собственного государства; обеспечение права на независимое существование и безопасность всех государств — непосредственных участников конфликта, как арабских, так и Израиля; прекращение состояния войны между арабскими странами и Израилем.
