Ознакомительная версия.
Крупская участвовала в работе Коминтерна («штаба мировой революции») и с 1924 г. входила в ЦКК, а с 1927 г. вошла и в ЦКВКП(б). Воинствующая безбожница была, естественно, почетным членом Академии наук СССР, членом ВЦИК, а с 1929 г. – заместителем наркома просвещения. Хотя расположением Сталина она не пользовалась (отвечая ему взаимностью), но статус жены «вождя мирового пролетариата» обеспечил ей одно из самых почетных мест в советском ареопаге и место у Кремлевской стены.
Память Крупской запечатлена в названии московской улицы (Ломоносовская управа), в имени поселка в Минской области и во множестве имен улиц, фабрик и учебных заведений.
Николай Васильевич Крыленко (1885–1938) происходил из семьи мелкого революционера 1880-х годов, побывавшего в ссылке. Поступил в Санкт-Петербургский университет, но бросил учебу. В 1904 г. вступил в РСДРП, после чего «его университетами» стали подполье и террор (во время событий 1905–1907 гг. Крыленко состоял членом Военной организации большевиков в Петербурге). Правда, после неудачи революции Крыленко экстерном сдал экзамены за курс университета.
Перед I мировой войной он сотрудничал в большевицких газетах, агитировал рабочих, побывал в эмиграции. В годы I мировой войны огромные потери в офицерском составе вынуждали правительство не особенно разборчиво подходить к комплектованию офицерского корпуса, практически все лица, окончившие гимназии, равные им учебные заведения или выше и годные по состоянию здоровья были призваны в армию и произведены в офицеры. Так на плечах многократно арестовывавшегося за антигосударственную деятельность человека по недоразумению появились офицерские погоны.
Прапорщик 13-го Финляндского стрелкового полка, как и положено верному ленинцу, нелегально, а после февраля 1917 г. – вполне легально ведет среди солдат пораженческую пропаганду; потакая возбужденной пресловутым «приказом № Ъ>[1] солдатской массе, натравливает ее на офицеров. Естественно, что «товарищ Абрам» (Крыленке нравилась именно эта кличка) становится председателем сначала полкового, затем дивизионного, а с 15 апреля и армейского (11-й армии) комитетов. На последней должности он пробыл до конца мая. Его откровенно прогерманская позиция вызвала протест большинства комитета, и он ушел со своего поста.
После июльского восстания большевиков был арестован в Могилеве, но в сентябре отпущен и продолжал свою деятельность по разложению армии. Затем стал одним из организаторов октябрьского переворота в Петрограде.
9 ноября партия назначает его Верховным главнокомандующим (после того как от этого отказался брат ленинского приспешника М. Д. Бонч-Бруевич). Назначение на эту должность прапорщика было знаковым и наглядно демонстрировало, что с русской армией покончено и германские деньги честно отработаны. Действительно, через три дня большевицкий Главковерх отдает приказ всем частям прекратить сопротивление и самостоятельно начать переговоры с немцами. Он сам на следующий день начинает такие переговоры, вскоре завершившиеся перемирием. Этот акт национального предательства был естественным завершением поставленной большевиками в 1914 г. задачи добиться поражения России в войне. У русского командования он вызвал шок. Ставка во главе с генералом Н.Н. Духониным отказалась выполнять изменнический приказ, за что под руководством самого Крыленки и была 20 ноября «ликвидирована», а Духонин растерзан прибывшими с Крыленко матросами.
Доложив 24 февраля 1918 г. на заседании ВЦИК о необходимости подписать мир с немцами «на любых «условиях», Крыленко в марте отправляется строить советскую юридическую систему. С 1918 г. он был председателем Верховного трибунала и прокурором РСФСР, с 1931 г. – наркомом юстиции РСФСР, а с 1936 г. – и СССР. Это, конечно, не ВЧК-ГПУ (репрессии по постановлению судебных органов всегда имели в советской системе подчиненное значение), но и на таких постах Крыленко проявил себя, отправляя «в штаб Духонина» (это широко вошедшее в обиход выражение обязано своим происхождением, как мы видели, именно Крыленке) максимально возможное число выделенных на долю его ведомства «классовых врагов» и «вредителей».
Летом 1932 г. было принято постановление Совнаркома «Об охране имущества государства», известное в народе как закон «о колосках», по которому за «хищение» госсобственности в любых размерах» (будь то катушка ниток или пучок колосков с колхозного поля) полагался расстрел или 10 лет заключения. Уже на 1 января 1933 г. по нему было осуждено 54 565 чел. – в основном к заключению. Но последнее и не понравилось наркому юстиции. Выступая на январском пленуме ЦК, он нашел вынесение расстрельных приговоров только в 2,1 тыс. случаев недостаточным. «Мало, мало расстреливаем», – жаловался Николай Васильевич.
В трактовке «революционной законности» он не был оригинален, уступая, пожалуй, такому ее «корифею», как П. Стучка. Однако и его речи заслуживают внимания. Едва ли ему приходило в голову, что проповедуемый им подход к правосудию будет применен к нему самому. Но именно это с ним и случилось 29 июля 1938 г. Реабилитирован после смерти Сталина.
В Петербурге есть улица Крыленко.
Сергей Георгиевич Лазо (1894–1920) принадлежал к числу тех вполне благополучных молодых людей высшего сословия, которых неудержимо тянуло к переустройству мира. Выходец из дворян Бессарабской губернии, он по окончании Кишиневской гимназии учился в Петербургском технологическом институте и Московском университете, но большую часть времени посвящал деятельности в студенческих нелегальных кружках.
Во время I мировой войны Лазо окончил в Москве военное училище и был произведен в офицеры, а в декабре 1916 г. назначен в 15-й Сибирский запасный стрелковый полк в Красноярске. Здесь он сблизился с политическими ссыльными и вместе с ними стал вести среди солдат пораженческую пропаганду. В марте 1917 г. получил возможность перейти от слов к делу: арестовал губернатора Красноярска и местных высших чиновников. По своим политическим взглядам Лазо был тогда левым эсером-интернационалистом (по тогдашней терминологии, «интернационалист» означало – пораженец) и в этом качестве возглавил солдатскую секцию Красноярского совдепа. Однако быстро сошелся с большевиками и вместе с ними готовил переворот. Создал в Красноярске красногвардейский отряд и в ноябре 1917 г. захватил власть в городе. Стоя на страже «завоеваний революции» в Сибири, Лазо жестоко подавил сопротивление юнкеров в Омске и декабрьское 1917 г. восстание юнкеров, офицеров, казаков и студентов в Иркутске, где стал военным комендантом. Он же был инициатором уничтожения «группы монархистов» в Тобольске (то есть людей, сочувствовавших заключенной там Царской семье), а также подавления антисоветского выступления в Соликамске.
С февраля 1918 г. Лазо командовал Забайкальским фронтом, направленным против казачества, возглавляемого есаулом Г.М. Семеновым. Проводил репрессии против сибирских, иркутских, забайкальских и амурских казаков. Осенью 1918 г., после падения власти большевиков в Сибири, ушел в подполье и занялся организацией партизанского движения, направленного против Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака. К лету 1919 г. объединил под своим началом повстанческие группы от Забайкалья до Тихого океана. Эти партизанские отряды терроризировали местное население, разрушали железные дороги, подрывали и обстреливали поезда, убивали офицеров, государственных служащих, рабочих-железнодорожников и старателей на приисках.
С декабря 1919 г. Лазо – начальник Военно-революционного штаба по подготовке восстания в Приморье. В январе 1920 г., когда Красная армия заняла Сибирь, это восстание удалось; во Владивостоке было сформировано «розовое» Временное правительство Приморской областной земской управы, а Лазо стал членом Реввоенсовета и членом Дальбюро ЦК РКП(б). По его инициативе в марте того же года на мосту через реку Хор под Хабаровском красные партизаны учинили расправу над 120 пленными офицерами и солдатами Конно-егерского полка, в ходе которой безоружных людей закалывали штыками, рубили шашками, разбивали им головы прикладами. Весной 1920 г. непосредственно подчиненные Лазо банды Якова Тряпицына и Нины Лебедевой-Кияшко напали на Николаевск-на-Амуре и за несколько недель красного террора истребили тысячи жителей этого города, в том числе практически всю интеллигенцию. В ходе этих операций партизанами был истреблен и японский гарнизон, охранявший японскую миссию. Японцы не могли простить этого: в апреле 1920 г. они арестовали Лазо во Владивостоке, вывезли на станцию Муравьево-Амурская и вместе с двумя другими видными большевиками сожгли в паровозной топке.
Имя этого убийцы носят поселки в Хабаровском и Приморском краях и в Якутии. Еще недавно и в Молдавии был поселок Лазо, но сейчас ему вернули прежнее имя Сынжерея. В Перовском районе Москвы и Красногвардейском районе Петербурга есть улицы Лазо.
Ознакомительная версия.
