Будучи первым секретарем МГК, Борис Николаевич регулярно посещал с проверками продовольственные магазины. Сначала мы ездили по одному и тому же маршруту, заезжая в магазины, расположенные вдоль правительственной трассы. Правда, когда торговое начальство узнало о наших визитах, то стало снабжать эти магазины получше остальных. Привычка: лично проверять, какие продукты лежат на прилавке, тоже сохранилась у шефа со Свердловска. Там разговор в гастрономе начинался с вопроса:
— Сколько в продаже сортов мяса? Сколько наименований молочной продукции?
Мы намекнули Борису Николаевичу, что магазины подальше от трассы снабжают не так полноценно, как остальные, и он поручил мне подбирать объекты для проверки. Я заезжал в самый обыкновенный магазинчик, осматривал с точки зрения безопасности подъезды к нему и никому из работников не говорил, что скоро сюда нагрянет первый секретарь МГК.
Наш ЗИЛ к тому времени уже сопровождал дополнительный экипаж охраны — его прикрепили из-за частых отклонений от стандартных маршрутов. Я предупреждал ребят:
— В такое-то время мы будем там-то. Только никого в магазине об этом не информируйте.
И мы заезжали неожиданно, заставая врасплох перепуганного директора. В то время Ельцина в лицо не очень-то знали и могли послать куда подальше. Внезапность визита являлась отнюдь не самоцелью — только так можно было установить истинное положение дел, без приукрас.
Однажды Борис Николаевич строгим, требовательным голосом о чем-то спросил продавщицу. Она ответила нагло:
— Шел бы ты отсюда…
На шум прибежал директор и, с ужасом в глазах посмотрев на Ельцина, сразу сообразил, в чем дело. Но Борис Николаевич с невозмутимым лицом продолжил диктовать замечания, которые я записывал в блокнот.
Сейчас, возможно, вспоминать об этом смешно. Но тогда он поступал правильно: ему поручили навести порядок в Москве и он наводил. Рыночных методов ведь еще не было. В Свердловске, например, при Ельцине всегда яйца продавались и птичье мясо трех сортов. А с приходом Петрова начались перебои.
Иногда мы приезжали на торжественное открытие детского сада или какогото предприятия. Борис Николаевич произносил убедительную речь. Ему верили. Мы тоже верили, что его энергия, работоспособность могут изменить жизнь к лучшему. Наивными мы были в то время.
Поближе с семьей Бориса Николаевича я познакомился на отдыхе в мае 86го года. Тогда мы все вместе отправились в отпуск в Пицунду. Поехали Наина Иосифовна, младшая дочь Татьяна, ее сын Борис и старшая дочь Елена с дочерьми — Катей и Машей. Ельцин всегда брал их с собой на отдых.
К этому времени Кожухов уже немного ревновал меня к шефу. Я не сразу понял это. Считал, что Юрий Федорович устает на работе, оттого раздражителен и несправедливо ко мне придирается. И только позднее сообразил, кто именно спровоцировал такое отношение.
Кожухов подружился с Илюшиным. Завоевать расположение Виктора Васильевича оказалось нетрудно. Из спецбуфета, который обслуживал шефа, подавали не только чай и кофе, но и свежую выпечку. Сдобу готовили на особой кухне в Кремле. От запаха слюнки текли, но теплые булочки, пирожки, ватрушки предназначалась только для начальства. Кожухов же сам заказывал продукты в буфете и лишними пирожками начал подкармливать Илюшина.
Черта эта — поесть за казенный счет — сохранилась у Илюшина, даже когда он в 96-м году стал первым вице-премьером правительства России. В новую должность он вступил со старой песней:
— Почему меня не обслуживают, как положено? Где охрана? — были его первые вопросы на новом поприще.
Словом, Кожухов с благословения Виктора Васильевича начал меня ревновать к Ельцину еще до отпуска в Пицунде. И для этого были причины. Мы приезжали с Борисом Николаевичем на работу очень рано. Магазины открывались в восемь. Мы в них заезжали, Ельцин делал замечания — я записывал. И сразу же на работу — в МГК. Илюшин так рано не приходил, поэтому я сам звонил секретарю горкома по торговле, сообщая об итогах утренних проверок.
Секретарем была женщина, товарищ Низовцева. Она никогда мне не говорила: дескать, вы охранник, лезете не в свои дела. Наоборот, спокойно, по-деловому обсуждала со мной все проблемы. Илюшин же в этот период увлекся теннисом, с утра любил поиграть и приходил на работу раздраженный, что мы опять явились раньше его. Но шеф тогда спал мало и утром маялся без дела. Он отдыхал по четыре-пять часов в сутки, и ему недолгого сна хватало, чтобы восстановить силы. Говорят, что это — признак гениальности, если человек за столь краткий сон способен восстановиться. У меня же выбора не оставалось — я вынужден был спать по пять часов в день. Не знаю, насколько я гениален, но тоже успевал восстановить силы.
Илюшин наябедничал Кожухову на меня: Коржаков лезет не в свои дела, едва ли не командует помощниками, то есть им персонально. Жаловался он и Ельцину, Борис Николаевич спустя годы сам рассказал мне об этом.
Отношение ко мне изменилось — появился недоброжелательный тон. Вдобавок к козням Илюшина Кожухов рассказал шефу, что взял он Суздалева и меня в охрану только потому, что другого выбора не было. Ему предложили анкеты десяти офицеров, но все, в том числе и мы с Виктором, оказались «стукачами». Должны были про каждый шаг Ельцина докладывать своему начальству.
Как-то мы уехали из горкома пораньше, часов в десять вечера, и я предложил Борису Николаевичу послушать в машине музыку. Он спросил:
— А что вы мне можете предложить?
— У меня есть Анна Герман.
В те годы еще не у каждого были хорошие магнитофоны и качественные аудиопленки. Родственники подарили нам отличный магнитофон на свадьбу, и я коллекционировал эстрадные музыкальные записи. Много пленок привез из Афганистана. Я включил Анну Герман, которая пела «Один раз в год сады цветут». Шеф послушал и ему понравилось.
Борис Николаевич терпеть не мог радио. Хочешь включить, новости послушать, он запрещает:
— Выключите!
Причем командует резко, раздраженно. Но музыку в машине стал слушать с удовольствием. Мы ехали по ночной Москве, он сидел молча, с лирическим выражением лица. Так было несколько раз. Когда его спрашивали, кого из эстрадных певиц он больше всего любит, отвечал без раздумий:
— Анну Герман.
Меня этот ответ забавлял…
Из родных свердловских песен Ельцин любил «Уральскую рябинушку» малоизвестного композитора Радыгина, но слов не помнил. Наина Иосифовна знала из нее куплета полтора.
С приходом в команду Ельцина помощника из Госстроя Суханова песенный репертуар шефа расширился. Лев Евгеньевич замечательно играет на гитаре и поет. Ради Ельцина он выучил слова этой «Рябинушки». И никогда не подавал вида, заметив, что у Бориса Николаевича серьезные проблемы с музыкальным слухом.
