Ознакомительная версия.
– Да я шучу! – в восторге воскликнула она.
Мои щеки огнем горели.
На самом деле я спел ей: «Бросай курить, ты похожа на старого Гэндальфа».
«Раздел С Международных правил парусных гонок
СЕРЬЕЗНЫЕ ПРОСТУПКИ
Правило 69
ДЕЙСТВИЯ В СВЯЗИ С ВОЗМОЖНЫМ СЕРЬЕЗНЫМ ПРОСТУПКОМ
69.1. Обязанность не совершать серьезных проступков
(a) Спортсмен не имеет права совершать серьезные проступки, включая грубое нарушение правил, норм поведения или спортивного поведения, а также вести себя так, что вследствие этого спорт приобретает дурную славу. В контексте правила 69 «спортсмен» означает член экипажа или владелец яхты.
(b) Любая информация о возможных нарушениях правила 69.1 (а) должна быть рассмотрена в соответствии с процедурой правила 69».
Репа дал нам домашнее задание: выучить к чемпионату ППГ – Правила парусных гонок. Правила можно скачать в интернете, и я предложил Тохе – вернее, написал в своем блокноте и показал ей, – что я скачаю, распечатаю на принтере у матери в книжном магазине и принесу. Тоха поблагодарила, а потом расстегнула свой рюкзак и вытащила книжку в синей обложке – «Международные правила парусных гонок». Умеет удивлять.
Мы ехали на электричке в город. Тоха сказала, что сегодня у нее в городе дела, поэтому в клубе она не останется. Я смотрел на нее и думал, что она всерьез этим занялась – ну, парусным спортом. И написал в блокноте: «Знаешь Джессику Уотсон и Лауру Деккер?»
– Это кто, твои немецкие подружки? – равнодушно спросила она, запихивая в рот половину шоколадного батончика. Вторую половину она протянула мне.
Я умирал с голода, но помотал головой. Шоколадом я питаться не должен, это мне уже давно диетолог доказал.
«Я тебе пришлю про них письмо», – написал я в блокноте.
– Ок. А правила можешь пока себе оставить, – сказала она. – Я уже все знаю.
Как раз когда мы с Тохой выходили в тот день из ворот яхт-клуба, чтобы идти на станцию, на парковку свернул батя Митрофана. За его BMW катился странный прицеп, похожий на этажерку. На заднем сиденье мы заметили Митрофана – он, видно, успел съездить после тренировки домой и теперь вернулся с батей обратно. Как выяснилось немного позже, когда на парковку вышли Репа и Шевцов, этажерка была трейлером для перевозки наших «оптимистов». Батя Митрофана только что его купил и теперь раздувался от гордости, без умолку болтая, как заказал трейлер в Польше и долго переписывался с поляками, которые ничего не понимают, и как трудно было привезти трейлер сюда, потому что нормального водителя найти невозможно, а сам он ехать никак не мог, потому что бизнес. Митрофан, наоборот, молчал как рыба и смущенно бродил в лопухах на краю парковки. Репа и Шевцов отцепили этажерку от BMW и прицепили к стоящему рядом «фольксвагену» Шевцова.
– Так мы на машине в Питер поедем? – догадалась Тоха. – И лодки с собой повезем?
Шевцов кивнул.
– А кто за рулем, вы?
Шевцов неопределенно пожал плечами и сказал:
– Возможно, Александр Николаевич.
Мы с Тохой уставились на Репу. Тот сделал вид, что ничего не слышал.
– У вас права есть? – с сомнением спросила его Тоха.
Репа продолжал притворяться глухим, а Шевцов со смехом махнул на нас рукой:
– Идите отсюда, а то я вам сейчас живо работу найду.
Он хотел добавить что-то еще, но вдруг лицо его изменилось, и улыбка стала жесткой и холодной. На парковку свернули две серые машины. Из первой вышел Михаил Петрович, из второй – трое его помощников в серых пиджаках.
Михаил Петрович одобрительно гудел вокруг трейлера, водил ладонями по каркасу, щелкал пальцем по покрышкам и остался всем очень доволен. Вышагивая вокруг трейлера, он наткнулся на сидящего на корточках Репу. Тот курил.
– Александр Репа, мастер спорта, наш новый тренер, – представил его Шевцов. – А это Михаил Петрович, глава спортивного комитета.
Репа и несколько ошарашенный Михаил Петрович кивнули друг другу с натянутыми улыбками.
– Вы мастер спорта… – медленно произнес Михаил Петрович, обращаясь к Репе.
Репа молчал.
– Советского Союза, – вставил Шевцов.
– Это хорошо, да, – рассеянно сказал Михаил Петрович.
Он наклонился и протянул Репе руку. Тот, не вставая, пожал ее.
В тот день с утра было жарко, а Шевцов ходил с каким-то странным темно-синим шарфом на шее. Шарф был не шерстяной, а хлопковый и смахивал на кухонное полотенце, но все равно – кто же ходит в жару с такой шалью? Тем более у нас. И тем более мужчина. Вид у Шевцова был совершенно нездешний. Я вспомнил, как Митрофан говорил, что Шевцов несколько лет работал в Италии тренером. Наверное, там так ходят. И когда мы потом ехали с Тохой в электричке, я в какой-то момент отвлекся и стал представлять себе Шевцова идущим по набережной в каком-нибудь итальянском городе. Сам я в Италии не был и видел ее только в фильмах и в рекламе. Мимо Шевцова едут девушки на таких старомодных смешных мопедах, на горе стоят маленькие домики, звонят колокола, итальянский священник пылит по набережной своей сутаной, мафиози жует зубочистку за столиком кафе на улице, а перед ним бокал с мартини и большая порция мороженого. Шевцов – загорелый, в солнечных очках и с темно-синей шалью на шее – ловко прыгает в пришвартованную у пирса яхту, отдает швартовы, а девушки останавливают свои мопеды и с восхищением глядят на него. Тогда, оставив один кормовой, Шевцов поднимает очки, подмигивает девушкам, и те, побросав мопеды, бегут к нему на яхту. Кормовой отдан, они отчаливают.
– Спорим, я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – пихнула меня ногой Тоха.
Ну уж нет, больше она меня не заставит краснеть. Я показал ей правила гонок, раскрытые на странице с правилом 69, и для верности ткнул в текст пальцем. Вот о чем я думаю. Тоха расхохоталась.
В дверь кабинета стучала медсестра. Мы с доктором сидели на полу друг напротив друга, закрыв глаза, сложив ноги по-турецки – сесть в позу лотоса никто из нас был не способен, – и рассматривали свой ум изнутри. За время, проведенное на полу, мы так глубоко забрались в свои черепные коробки, что даже громкий стук в дверь и призывы медсестры не могли нас побеспокоить.
– Федор! – звала медсестра. – У Деревятки из восьмой… – она сделала паузу, подчеркивая важность сообщения, – понос!
Кольчугин глубоко вдохнул воздух, зашевелился и встал.
– Продолжай, – тихо сказал он мне.
Я слышал его шаги, звук открываемой двери, нетерпеливые слова медсестры, но все это было далеко от меня и никакого отношения ко мне не имело. Я был камышом, чьи корни уходят под воду, а стебли колышет ветер. Все вокруг перестало меня волновать и мучить. И все вокруг было мне радостно и дорого. Я был настоящим, и при этом меня не было. Или так – меня больше не было, и я стал настоящим.
Ознакомительная версия.
