Ознакомительная версия.
Врач держалась очень приветливо, а из ее кабинета открывался невероятный вид: все озеро Гарда лежало передо мной, как на ладони. Я подумала, что за красоту определенно придется доплатить. Так и произошло: 500 евро за один зуб. Меня едва инфаркт не хватил, но другого выхода не было. До Испании я бы не доехала. Когда я вышла из кабинета, то увидела, что Катя плачет, а Хуанки сидит мрачнее тучи.
– Что случилось? – заволновалась я.
Я подумала, что за красоту определенно придется доплатить. Так и произошло: 500 евро за один зуб. Меня едва инфаркт не хватил, но другого выхода не было.
– Она крутила своего резинового уродца, он лопнул, и весь пол в приемном покое покрылся слоем цемента. Мне пришлось убирать, – злобно отозвался муж.
Тут надо заметить, что на днях я купила Кате резинового шалтая-болтая, набитого цементом. Его можно вертеть как хочешь, и дочка всю дорогу сосредоточенно теребила игрушку.
– Он сказал: «Гато капут», и провел рукой по своей шее, – всхлипывала дочь. Катя уже хорошо понимала испанский, но Хуанки, очевидно, решил объясниться с ней более доходчиво. Вероятно, речь шла про дышащего кота, которого мы тоже купили ей в Венеции.
– Нельзя наказывать ребенка, забирая игрушку, когда другая и так сломалась, – покачала я головой.
Хуанки был так зол, что даже ничего не ответил. Мое настроение резко испортилось. Остаток поездки мы провели почти в полном молчании. Катя капризничала, он ругался, а я разочарованно вспоминала свои надежды на то, что путешествие разрядит обстановку.
В Мелилье Хуанки с первого же дня начал твердить, что мы должны вернуться в Мадрид, что здесь он не найдет новую работу, что замкнутое пространство его угнетает. Это отчасти было правдой. Чтобы выбраться из города, требовалось заплатить не менее трехсот евро на семью. Поэтому большинство людей покидало его крайне редко.
Как только мы с Катей получили вид на жительство в Испании, муж с удвоенной силой принялся настаивать на возвращении в столицу. Я до того устала от постоянного прессинга с его стороны, что согласилась, хотя мысль об очередном переезде меня совершенно не прельщала. Их и так было слишком много в нашей с дочкой жизни.
Анчид, задерживавший зарплату, согласился выплатить ее перед самым нашим отъездом. Хуанки не хотел его видеть и попросил меня забрать деньги у бывшего директора. Мы встретились в кафе.
– Значит, уезжаете? – печально спросил он.
– Ну а что нам делать? Хуан Карлос не найдет здесь работу. Да и мне в Мадриде будет веселее, – отозвалась я.
– Катя, я должен тебя предостеречь. Хуан Карлос не совсем нормален. Я подумал об этом, еще когда увидел его фотографию на удостоверении личности, – продолжил он.
«Все мы не идеальны на фото в паспорте!» – мысленно огрызнулась я. А вслух сказала:
– Анчид, я догадываюсь об этом. Но что я могу сделать? Мы уже поженились, я привезла сюда дочку, она пишет по-испански лучше, чем по-русски. Для нее было бы слишком большим стрессом снова начать все сначала. Я потратила кучу денег на переезд. Я не могу сейчас все бросить. И потом… я люблю его.
Анчид взял меня за руку.
– Тогда желаю тебе удачи. Ты знаешь, я всегда буду тебе рад. И еще кое-что. Я люблю тебя. – Он пристально смотрел мне в глаза.
На несколько мгновений я растерялась, поскольку не ожидала от него подобной откровенности, но тут же собралась:
– Спасибо, Анчид! – Я поцеловала его в обе щеки. – Передай привет Лурдес.
Упоминание о жене слегка выбило его из колеи. Но, выходя из кафе, я спиной чувствовала его взгляд. Только теперь я поняла, почему он так старался помочь с документами и со свадьбой (иначе я бы просто-напросто не приехала в Мелилью, и он лишился бы возможности видеться со мной) и откуда взялась кислая мина в день бракосочетания. Он влюбился в меня по фотографии, которую Хуанки, хвастаясь, показал ему, но боялся в этом признаться.
Глава 4
И в горе, и в радости
Когда мы только познакомились, я заметила у Хуанки на животе огромные шрамы. Он объяснил, что раньше тоже был очень полным – весил 180 кг, из-за чего прошел через несколько операций, начиная от установки специального бандажа, утягивающего желудок, и заканчивая так называемым байпасом (шунтирование желудка, за счет чего уменьшается его объем).
Добавьте сюда несколько операций на сердце и прочие «мелочи». После каждого хирургического вмешательства ему вшивали специальную сетку взамен урезанных мускулов. Таким образом в теле Хуанки оказалось несколько слоев сетки, из-за которых окружающие ткани периодически воспалялись. Однако он жил с этим уже долго и болей практически не испытывал. К тому же он не хотел прерывать работу ради лечения, ведь ему нужно было платить алименты на детей. Дети же, в свою очередь, появлялись лишь для того, чтобы получить ежемесячную мзду или подарки на день рождения и Новый год. В остальное время они мало интересовались делами отца. Двадцатилетняя дочь ничем не занималась – сутками сидела на диване и толстела: ее вес давно перевалил за сотню. Сын учился в школе и подрабатывать не стремился. Бывшая жена получала так мало, что этих денег не хватило бы, чтобы сводить концы с концами. Тем не менее она не хотела ни переехать в квартиру попроще, ни выгнать деток на работу.
Надо отметить, что это весьма традиционно для Испании. Здесь никого не удивляет, когда сорокалетний сын живет с матерью на ее пенсию, никто не гнушается получать от родителей помощь. Помогать родителям? Нет, не слышали!
Едва мы переехали из Мелильи в Мадрид, Хуанки резко стало хуже. Старые раны начали болеть, и постепенно боль распространилась почти на всю грудную клетку и живот. Он с упорством, достойным лучшего применения, не шел к врачу, а глотал обезболивающие таблетки горстями. Я пыталась повлиять на него, но он не внимал доводам рассудка.
Так продолжалось до первого действительно серьезного инцидента. На дворе, кажется, стоял апрель. Муж все еще не нашел работу, и настроение его было хуже некуда. Вот уже несколько дней он то и дело срывался на нас с Катей без причины.
Здесь никого не удивляет, когда сорокалетний сын живет с матерью на ее пенсию, никто не гнушается получать от родителей помощь. Помогать родителям? Нет, не слышали!
В какой-то момент я даже заявила, что собираюсь вернуться в Москву, и начала паковать вещи в чемодан: жить в подобной атмосфере мы с дочкой не могли. Хуанки долго упрашивал меня остаться, и я, вспомнив, что люблю его и что у всех бывают тяжелые времена, согласилась.
Следующее утро началось со скандала. Я загрустила и подумала: «А надо ли мне это?» Днем истерика усилилась: Хуанки не переставая кричал на меня и Катю. Я, обычно спокойная и редко повышающая голос даже на дочку, не выдержала и стала орать в ответ.
Ознакомительная версия.
