Одна подробность особенно тронула меня: в палатке Нестеренко друзья нашли саженцы украинских вишен. Значит, надолго ехал он в Казахстан, если вез их с собою, чтобы посадить в степи. Но уже без него выросли эти вишни.
Зима 1954 года выдалась суровой, на редкость снежной, морозной. Целина сразу, «с порога», испытывала новоселов, обрушивала на них свой крутой, неласковый нрав. Не умолкая завывали пронизывающие ветры, и каждый рейс по степи был необычайно трудным, а мог стать и опасным. Между тем тысячи тракторов, сотни автопоездов должны были пробиваться к еще не существующим совхозам по бездорожью, сквозь ветер и снег.
Что такое буран в степи, многие представляют с детства по «Капитанской дочке» А. С. Пушкина. Пришлось и мне увидеть, как обманчива степь. То над ней от горизонта до горизонта может синеть морозное небо, светит яркое солнце, но минет полчаса – и уже не видно белого света, крутит, свистит, завывает пурга. Достаточно малой ошибки, случайности, неожиданно заглохшего мотора, и человек остается со степью один на один – без дороги, на морозе, в кромешной мгле.
Помню, как всех на целине потрясла гибель студента-заочника Львовского строительного института Василия Рагузова. Одним из первых он приехал в совхоз «Киевский» и стал работать прорабом. Способный организатор, хороший товарищ, человек веселого, общительного нрава, он быстро завоевал авторитет, уважение и любовь первоцелинников. В один из ясных дней в составе колонны Рагузов вез со станции сборные дома для первой совхозной улицы. Неожиданно начался необычайной силы буран, длившийся потом несколько суток. Колонна остановилась, Василий решил идти за помощью. Пошел один, заблудился и погиб. Это был мужественный, огромной воли человек. Вот письмо, найденное у него в кармане:
«Нашедшему эту книжку! Дорогой товарищ, не сочти за труд, передай написанное здесь в г. Львов, ул. Гончарова, 15, кв. 1, Рагузовой Серафиме Васильевне.
Дорогая моя Симочка! Не надо слез. Знаю, что будет тебе трудно, но что поделаешь, если со мной такое. Кругом степь – ни конца ни края. Иду просто наугад. Буря заканчивается, но горизонта не видно, чтобы сориентироваться. Если же меня не будет, воспитай сыновей так, чтобы они были людьми. Эх, жизнь, как хочется жить! Крепко целую. Навеки твой Василий».
Сознавая, что погибает, он сделал приписку – уже коченеющими, замерзающими пальцами:
«Сыновьям Владимиру и Александру Рагузовым. Дорогие мои деточки, Вовушка и Сашунька! Я поехал на целину, чтобы наш народ жил богаче и краше. Я хотел, чтобы вы продолжили мое дело. Самое главное – нужно быть в жизни человеком. Целую вас, дорогие мои, крепко. Ваш папа».
Письмо это, казалось бы, имело сугубо личный, семейный адрес. Но стало оно обращением ко всем живущим. Когда мне показали листки с расплывшимися буквами, когда разобрал их – перехватило горло. Позвонил журналистам, посоветовал, получив согласие жены, напечатать это письмо. Опубликованное в газете, оно вызвало десятки тысяч откликов по всей стране. Новые отряды добровольцев двинулись на целину, чтобы довести до конца дело, которое начали Василий Рагузов и подобные ему мужественные люди. Сопка, близ которой погиб Василий, названа теперь его именем.
Нынешняя карта Казахстана свидетельствует: целину действительно осваивала вся страна. Ее география отражена в самих названиях совхозов – «Московский», «Ленинградский», «Минский», «Киевский», «Днепропетровский», «Армавирский», «Полтавский», «Тагильский», «Сочинский», «Пермский», «Ярославский», «Воронежский»… Помимо казахов, коренных жителей степи, во многих хозяйствах можно было встретить представителей разных национальностей. Целина стала подлинной школой интернационального воспитания, вместилищем мудрого опыта, трудовых навыков и решимости представителей всех народов нашей страны победить!
Новые земли всегда обживались новыми людьми. Но тут была одна особенность. Мы далеко ушли от времени первых пятилеток, когда на Магнитку, Турксиб, Днепрогэс или в Комсомольск-на-Амуре добровольцы приезжали с пилой да лопатой. Целине нужны были в первую очередь трактористы, электрики, шоферы, механики, строители, таких квалифицированных специалистов и присылали к нам из многих республик, краев, областей – они стали костяком новых хозяйств.
Люди растили хлеб на земле – земля растила людей. Целина, образно говоря, дала богатейший урожай тружеников, патриотов, мастеров своего дела. Но прибывшие со всех концов страны со своими особенностями, характерами, опытом, пристрастиями – сами собой они в коллективы не складывались. И здесь необходимо сказать хотя бы кратко о методах партийной, организаторской и идеологической работы, которые приходилось нам искать. Вся деятельность партии на целине являла собой пример огромной, новаторской и выдающейся по своим результатам эпопеи.
Обстановка ее более всего напоминала политработу в дни большой наступательной операции. Для меня эти первые месяцы обернулись бесконечными поездками, сотнями встреч, коротких знакомств, когда и людей нельзя было надолго отрывать от дела, и у меня не хватало времени, потому что постоянно надо было двигаться дальше, потому что все время тянуло «на передовую». Хотелось всюду поспеть, быть в десятке мест сразу, что, конечно, было невозможно, но почему-то все-таки получалось, и суть партийно-политической работы состояла тогда в том, чтобы сплотить огромную массу людей, вооружить их конкретной программой действий и ясным сознанием общей цели.
Помню, в машине, в пеших переходах по степи, ночью в палатках, вечером у костра повторял я партийным секретарям одно и то же. Говорил примерно так: пусть чаще собирают коммунистов, надо им прежде всего познакомиться, обсудить обстановку, узнать цену друг другу. А уж тогда они поведут за собой людей.
– Негде проводить партсобрания, – возражали мои собеседники.
– Необходимо, – настаивал я.
– Больно критики много, – говорили некоторые. – Того нет, этого не завезли… Знаете, как поначалу бывает.
– Ничего, – приходилось отвечать. – Если мы будем помалкивать, лучше от этого не станет. А соберутся люди, поспорят, выложат все в открытую и, глядишь, выход подскажут. В следующий раз доложите им, что сделано. Народ съехался отовсюду, люди разные – тут главная сложность. Но есть и преимущество – настоящее, трудное дело, в котором человек раскрывается быстро.
Все силы уходили в первую весну на то, чтобы раскрутить, пустить в действие огромную машину, и некогда было остановиться, отдохнуть.
А потом пришел долгожданный и все-таки неожиданный большой хлеб целины.
Никогда не забуду первой целинной осени 1954 года. В одном из совхозов Рузаевского района Кокчетавской области при встрече мне поднесли сноп целинной пшеницы «акмолинка». Невозможно передать чувств, которые я испытывал, держа в руках этот сноп. Многое вспомнилось в ту минуту – первые планы и замыслы, бессонные ночи, споры, эшелоны с людьми, тракторные поезда по вьюжному бездорожью, первые костры в степи и первые борозды. И вот она перед глазами, сбывшаяся мечта – степь от края до края желтела пшеницей… Вспомнилась горстка самых первых целинников, вскоре после революции основавших в этих краях земледельческие коммуны. В. И. Ленин, напутствуя рабочих Обуховского и Семянниковского заводов, решивших поехать в Казахстан, писал в записке народному комиссару земледелия: «Почин прекрасный, поддержите его всячески».
