О подобных эпизодах весьма своеобразно рассказывал Михаил Барышников: «У него было мало друзей в Ленинграде. (Мы уже убедились в том, что это утверждение неверно. — Авт.). Люди считали его странным. Такой страстный, такой темпераментный… И уже тогда у него было что-то вроде сексуальной двусмысленности. Позднее на Западе это стало частью его сценической экзотики. Но там, в России, в конце 50-х годов, это была не экзотика, это была проблема. Хотя он и не обращал на это внимания. Это было его, он позволял себе быть таким. Перед уроком, когда все уже были в классе, разогреваясь, он мог позволить себе исполнить женскую вариацию, вариацию Китри из первого акта «Дон Кихота», всю, полностью, щегольски. Стоящие вокруг изумлялись».
Хочется заметить, что обо всех этих подробностях Барышников знал с чьих-то слов. Будучи на десять лет младше Нуреева, он поначалу осваивал науку танца в Рижском хореографическом училище, а в Ленинградском появился лишь в 1964-м. То есть в то время, когда Рудольф уже более трех лет танцевал на Западе…
Увлечение техникой женского танца, утверждают балетоведы, помогло Нурееву во многом изменить мужской танец. Его подъем на высокие полупальцы привнес в мужской танец совершенно иную графику, придав телу танцовщика линии необыкновенной красоты. Но в этом его поиске ни в коем случае не было прямого подражания балерине.
* * *
О том, что в годы обучения в училище у Рудольфа была девушка, говорится не столь часто, однако этот факт не подлежит сомнению. Хорошенькая, очень общительная и темпераментная кубинка Мения Мартинес, дочь профессора английской литературы Гаванского университета и его однокурсница, долго не решалась общаться с Нуреевым, зная о его вспыльчивости, дикости и непредсказуемости. Их более близкое знакомство произошло в доме одного из преподавателей. Как только они заговорили друг с другом, то обнаружили, что у них много общего. «Все считали его диким, — рассказывала Мения, — но он обладал невероятным интеллектом. Любил книги, классическую музыку и старинную живопись. Я поражалась, откуда у него такая культура, такая восприимчивость? Откуда это в деревенском мальчишке, сыне крестьянских родителей?».
Рудольфа привлекала экзотичность Мении, ее принадлежность к другому миру, совсем не похожему на тот, в котором он вырос. Мения приучила его пить крепкий кофе, добавляя в него для вкуса дольку шоколада, научила изысканно одеваться. Она танцевала зажигательные кубинские танцы, пела под гитару… По выходным они вместе ходили в кино и в театр или навещали общих друзей.
Молодых людей часто видели обнимающимися или целующимися, но между ними, если судить по рассказам Мении, никогда не было ничего более серьезного. Она вспоминала, как однажды Рудик сравнил ее с итальянской кинозвездой, красавицей Джиной Лоллобриджидой.
— Почему ты так назвал меня? — спросила она.
— Потому что у тебя фантастическая грудь.
«Тогда я впервые почувствовала, как от Рудольфа исходит что-то сексуальное, — откровенничала кубинка. — Он часто меня целовал, но я никогда не пылала к нему страстью. Мы признавались друг другу в любви, но я не хотела физической близости, и Рудик это понимал… Я была латиноамериканкой, и для меня было обязательным условием выйти замуж, прежде чем заниматься любовью. Рудольф меня прекрасно понимал и уважал мое решение. Он говорил мне: «Ты еще маленькая. Закончим школу, поженимся». Я любила его за то, что таилось у него внутри».
Замечательный эпизод для утверждающих, что Нуреев с самых юных лет обладал всевозможными пороками! Между тем жил он в достаточно целомудренном обществе и поначалу действительно, вольно или невольно, являлся носителем нравственных ценностей этого общества.
«Я никогда не слышала никаких разговоров о том, будто Рудик гомосексуалист, — рассказывала Мения Мартинес, — и он никогда со мной не говорил ни об одном мальчике. По-моему, если бы у него были какие-нибудь интересы, он мне рассказал бы».
Возможно, действительно рассказал бы… Что касается происходящего тогда между Менией и Рудольфом, то кто поручится сегодня, что кубинка ни в чем не покривила душой? Ведь не каждая женщина способна признаться на весь мир в близких отношениях с кем-либо, будь он даже самим Рудольфом Нуреевым!
«Она была совершенно очаровательной девушкой, похожей на Мадонну Врубеля, — говорила о Мении Любовь Романкова. — Очень темпераментная и по уши влюбленная в Рудика, который очень чутко к ней относился. По-моему, он много лет питал к Мении нежные чувства».
«После хореографического училища я занималась пением и имела большой успех, — рассказывала Мения годы спустя. — Он все время ходил ко мне на концерты. И как-то сказал: «Я буду завтра танцевать «Лауренсию» с Натальей Дудинской. Надеюсь, ты будешь так же любить меня на сцене, как я любил тебя, когда ты пела».
Любил ли Рудольф свою кубинку по-настоящему, остается под вопросом. Но то, что он на самом деле хотел на ней жениться и чуть было не сделал этот шаг, — факт, не подлежащий сомнению. Нуреев не раз заговаривал с Менией об их предстоящем браке. Сегодня кое-кто высказывает предположение, что он просто видел в этой женитьбе шанс эмигрировать — сначала на Кубу, а потом… Но кто поручится за это? Позднее, уже за рубежом, танцовщик утверждал, что намерений уехать из СССР у него не возникало, и не верить его словам нет оснований.
Мения тянула с окончательным ответом и в конце концов не приняла его предложения. Когда девушке предстояло улетать домой из Москвы, Рудольф поехал провожать ее. Они отправились из Ленинграда в Москву в «Красной стреле», совсем одни в купе, и на протяжении всего пути обнимались и целовались. На сей раз Мения была не против того, чтобы расстаться с девственностью, но ее возлюбленный сказал: «Нет, лучше не надо. Я слишком тебя уважаю. Я не хочу причинять тебе боль».
Влюбленные заснули в объятиях друг друга. В аэропорту Рудольф обнял девушку, поцеловал и расплакался.
— Я больше никогда не увижу тебя! — сказал он.
И все-таки они встретились позже, и не раз. Во время фестиваля танца в Вене, куда Рудольф приехал с другими молодыми солистами Кировского театра, они практически не расставались с Менией в течение нескольких дней.
— Может быть, поженимся здесь, в Вене? — предложил Рудольф.
Но девушка вновь не решилась связать с ним свою судьбу. Она считала, что они слишком молоды (если это не было просто отговоркой). К тому же ее в то время больше волновали происходящие на Кубе перемены, чем Рудольф. «В глубине души я боялась его, — призналась Мения годы спустя. — Надо было уметь выносить его нетерпение. К тому же у меня было ощущение, что, если мы поженимся, я должна буду следовать за ним и не смогу сделать карьеру». Вероятно, так бы и случилось…
