Ответить на этот вопрос летчиков должны были советские парашютисты. Им предстояло выполнить экспериментальные прыжки в темноте, накопить опыт и поделиться им с летчиками. Первые ночные прыжки с парашютом в августе 1931 года выполнили Минов и его ученики Мошковский, Петров, Березкин, Ольховик. Затем стали выполнять ночные прыжки Харахонов и другие. Эти первые ночные прыжки показали, что главная трудность заключается в приземлении.
Парашютисты, снижаясь, плохо различали наземные предметы, ориентируясь по которым можно было бы рассчитать приземление. В правильности этого я убедился, когда мне довелось выполнить первый ночной прыжок с парашютом.
На аэродром мы приехали с наступлением коротких южных сумерек и, не вынимая парашютов из переносных сумок, ждали темноты. Скоро красная полоска зари на западе погасла, и в небе зажглись яркие звезды. Стартовая команда выложила из фонарей «летучая мышь» посадочные знаки. Полеты начались.
Для тех, кто не привык, ночью в кабине самолета кажется неуютно. За окном на взлете не видно убегающей назад земли и момент отрыва ощутим еще меньше, чем днем.
Самолет набрал высоту. Внизу рассыпалась цепочка посадочных огней, в стороне виднелось электрическое зарево большого города. Потом огни внизу пропали, город остался позади, летчик повел машину в зону прыжков.
Получив команду «Приготовиться», я подхожу к открытой двери кабины. За нею — непроглядная тьма, гул моторов, свист ветра. Чтобы ступить за борт, надо сделать над собой усилие. При свете дня оставлять самолет проще. Секунда колебания, затем включаю прибор-автомат и бросаюсь в темноту. Сразу раскрываю парашют и первое время ничего не вижу, но постепенно глаза привыкают. На фоне звездного неба слабо вырисовываются очертания купола парашюта. Он как будто в порядке. Поправляю ножные обхваты и стараюсь ориентироваться. Сначала это не удается, но потом начинаю различать линию горизонта, в стороне — неровную, блестящую ленту Днепра, а прямо под собой маленькую светлую точку. Это зажженный для ориентировки летчика огонь, показывающий место, где он должен сбрасывать парашютистов.
Если не считать напряженности в ожидании приземления, то ночной прыжок доставляет своеобразное удовольствие. От нагретой за день земли поднимаются теплые потоки воздуха, и снижение происходит медленнее, чем днем. Вдруг горизонт исчезает, темнота густеет, и я вижу только зеленый и красный огни кружащего в стороне самолета… Сдвигаю ноги, напрягаю мышцы, ожидаю встречи с землей, и все же она происходит неожиданно. Толчок, и я лежу в густой высокой траве.
— Надо идти на старт, но в какую сторону? Правильно ответить на этот вопрос ночью довольно трудно. В этом и заключается еще одна особенность ночного прыжка.
Я по звездам определил страны света и взял правильное направление к своему аэродрому.
В то время как трудность обычного ночного прыжка с парашютом заключается в приземлении, прыжок с задержкой раскрытия парашюта ночью требует от парашютиста еще специальной и весьма основательной подготовки. Прибор-автомат делает такую подготовку вполне безопасной.
Изучать этот вид прыжка с парашютом мне довелось совместно с Харахоновым, который был уже опытным «ночником». Летчик, отлично водивший самолет в любое время суток, поднял нас на шесть тысяч метров. Ночь стояла на редкость темная. Узкий серп месяца показался над степью и быстро скрылся в облаках. С высоты казалось, будто трепетный свет звезд не доходил до земли — такая внизу была чернота. Я оставил самолет вслед за Харахоновым. Приняв в воздухе свое обычное устойчивое положение, я постарался ориентироваться, но безрезультатно.
А ведь на земле для нас должны быть зажжены сигнальные огни, но их не видно. Вообще ничего не видно, все поглотила непроницаемая обжигающе-холодная темнота.
На секунду мне показалось, что я повис в каком-то бездонном черном колодце. Но легкое покачивание и мягкое давление упругого воздуха на лицо возвращают меня к действительности.
Через несколько секунд темнота словно начинает редеть и я вижу перед собой какую-то серую волнистую массу. Мелькает тревожная мысль: «Земля!» — и рука сама тянется к вытяжному кольцу. Но тут же соображаю, что это облака. Идя в район прыжка, мы их пробивали на высоте четырех тысяч метров. Теперь, вблизи, освещенные сверху неверным светом звезд, они напоминали безбрежную серебристую равнину, какой-то безжизненный лунный пейзаж.
Я врезаюсь в облака, и меня сразу охватывает неприятная, пронизывающая сырость. На лице ощущаю холодную влагу. Вдруг сильный воздушный вихрь рванул меня в сторону, перевернул набок, потом меня закрутило, завертело и я стремительно сделал несколько сальто через голову, прежде чем сумел восстановить устойчивое положение. Но и это не надолго; меня снова швырнуло, но уже в другую сторону. Я был настороже и только на миг потерял равновесие. Теперь все мое внимание и мысли сосредоточены на управлении телом, на борьбе с коварными воздушными вихрями, гуляющими в облаках.
Но вот облака остаются надо мной. Я чувствую это потому, что исчезла сырость, что встречный воздух стал теплым, ласковым и спокойным. Пытаюсь определить расстояние до земли, но не вижу никаких ориентиров… Когда мы поднимались, облака были на высоте четырех тысяч метров. А вдруг они снизились до тысячи? От этой мысли по спине побежали мурашки. Успокоило сознание, что со мной прибор-автомат, который, если бы я оплошал, все равно раскрыл бы парашют на заданной высоте.
Через несколько секунд падения, присмотревшись, различаю далеко внизу красный глаз сигнального огня, затем контуры реки. Однако определить по этим ориентирам свою высоту было трудно. Темнота делала все обманчивым. Еще через несколько секунд я раскрыл парашют. Ночной ветерок довольно быстро уносил меня в сторону от сигнального огня. Я развернулся лицом по ветру и приготовился к приземлению.
Несмотря на то, что с приближением земли темнота опять сгустилась, на этот раз мне показалось, что я различаю под собой кое-какие ориентиры. Но это только показалось. Как и обычно, встреча с землей произошла совершенно неожиданно.
Экспериментальные прыжки советских парашютистов показали, что парашют и в ночное время суток является вполне надежным средством спасения экипажа. Это подтвердил и боевой опыт экипажей ночных бомбардировщиков, жизнь которым в трудную минуту спасал парашют.
Особо мне хочется упомянуть о групповых ночных прыжках спортсменов и воздушных десантников. Такие прыжки таят в себе опасность столкновения парашютистов в воздухе, что может привести к неприятным последствиям. Такой случай произошел, например, при групповом прыжке одного из подразделений нашей воздушной пехоты.
