Ознакомительная версия.
Но потом на стенах ее комнаты появились фото худющих манекенщиц, а Катя объявила, что она обожает «анорексично-наркоманский стиль». Только стиль. Я насторожилась, но было много проблем в связи с ее переходным возрастом, как-то все сразу на нас набросилось. Зато она стала такой стройной, такой симпатичной! Только сказала, что и дальше будет худеть, до каких-то там намеченных ею килограммов, цифра была вменяемая, и я не очень обеспокоилась.
Кончилось-то ее похудение очень плохо: вожделенные килограммы были достигнуты, а есть она совсем перестала. Одно яблоко в день, немного сока и кофе. И размер у нее стал XS (и тот был великоват).
Если вы думаете, что ни я, ни отец с ней не пытались разговаривать и влиять на нее, то вы ошибаетесь, мы же понимали, что это уже большая и очень опасная беда. Гибельная. Но наша дочь перестала быть нашей, она стала чужой и отстраненной. Она смотрела на меня каким-то новым, незнакомым мне взглядом – и все мои мольбы, просьбы, угрозы и призывы к разумному решению проблемы разбивались об этот новый взгляд вдребезги.
Один раз я расплакалась и стала рассказывать ей, как она мне тяжело досталась, сколько она болела непонятными болезнями, и никто не мог ей помочь, и вот сейчас, когда она почти выросла, она сама себя губит, и я не могу этого просто видеть, у меня сердце разрывается. И просила ее съесть яйцо. На коленях. Она тоже плакала и умоляла не заставлять ее есть. Кончилось это все тем, что дочь проглотила половину яйца и молча легла на подоконник, глядя вверх.
О господи! Сколько смертной тоски было в этом взгляде! На нашем подоконнике лежала не Катя, а какая-то очень несчастная девочка. Да, она уже принадлежала не нам и даже не подругам, которые за нее тоже переживали, она уже принадлежала проклятым сайтам, прославляющим анорексию. Их много, этих сайтов, и несчастные девочки-подростки втягиваются в новую религию, главной богиней которой является АНА, по-простому – анорексия.
Да, это настоящие секты, и дочь моя стала вести себя как сектантка, например, съев что-нибудь, по ее мнению, недопустимое или поправившись почему-то на 200 граммов (несколько раз в день – на весы), она впадала в истерику и кричала: «Я предала Ану!» Или у нее выскакивало: «Не важно быть худой или толстой, важно быть не такой, как все». И этот обреченный взгляд…
Я и сейчас не подскажу, как можно все это предотвратить. Я предлагала ей психологов, я предлагала ей лучших диетологов, я предлагала… Она отвергала, и все, кто посягал на ее вес, становились врагами. И я стала враг, она этого не демонстрировала, но я чувствовала. И я сама стала практически умирать от нервного напряжения и отчаяния. Больше я ничего сделать не могла. И да, я сказала: «Делай что хочешь. Хочешь умереть… Я все равно умру раньше тебя. Я больше не могу». Кто нам помог? Бог. Я в этом убеждена. Болезнь ее развивалась классически, после анорексии пришли приступы булимии. Ей здорово досталось, моей Кате.
Мне так жалко всех девочек, вы даже и не представляете, что им самим приходится пережить! Не думайте, что это они по своей глупости или упрямству, нет, это очень страшная и смертельная болезнь, плохо изученная.
И вот как-то, когда я была на гастролях, она попросила отца отвести ее к психологу и положить в больницу. Случилось чудо. Раньше она такие предложения отвергала да и не обсуждала даже, только отчаянно плакала. А дальше было медленное выздоровление, самый опасный период был после больницы, когда она опять начала набирать вес. Все боялись срыва, в том числе и она, но справилась, молодец, выстояла, хотя сектантки с сайтов и провоцировали ее, но нет, видно, уж очень не хотелось ей возвращаться в пережитый ею ад. Или просто Бог пожалел ее, я ко второй версии склоняюсь.
Когда все уже осталось позади, Катя мне стала рассказывать понемногу, что с ней происходило. А когда шли разные ток-шоу, посвященные анорексии, она смотрела на экран телевизора взглядом волка и сообщала мне: «Все это не работает, все, что они говорят ей. Типа у тебя детей не будет. Да какие дети, на фиг они нужны! Я вон какая худая. И парни не нужны. И жизнь не нужна, побыть такой худой, такой крутой, а умереть… Что ж, многие умирают… У меня много девочек знакомых умерло за это время, ну, по сайту знакомых… Никого это не остановило… Все всё знают».
А потом она стала помогать девочкам, которые к ней обращались за советами, к некоторым ездила в больницу, ей было что им сказать. И один раз, увидев на телеэкране объявление: «Если вам есть что сказать на тему “анорексия”, звоните по телефонам…» Катя сказала: «А я бы сходила на эту передачу…» Я позвонила в эту известную программу и сказала, что моя дочь хотела бы принять участие, только, пожалуйста, будьте с ней очень осторожны и аккуратны, это у нее эмоциональный порыв, она хочет искренне помочь больным девочкам.
Там, на телеке, обрадовались очень, но что им до порывов каких-то! Им шоу надо делать! И давай они там крутить-вертеть: «А вот как бы сделать, чтобы и вы на этой передаче присутствовали…» Да врать нам, да глупости всякие придумывать. И не пошла Катя на передачу, спугнули ее циники. И правильно сделала, что не пошла. На ТВ не место искренности, все равно все переврут и по-своему смонтируют. Пусть уж как-нибудь без нас.
А сюда я этот пост написала, потому что подумала: вдруг какой-нибудь мамаше мой рассказ поможет. Я не знаю чем. Ну хотя бы вам будет известно про эти проклятые сайты, постарайтесь отгородить от них свою девочку, в нашем случае главное зло было от них. И помните: анорексия – это заболевание психики, прежде всего она в голове, голову прежде всего надо лечить. И специалистов хороших почти нет. Ну и конечно, молитесь.
5. Это страшное слово – ЕГЭ
Единый государственный экзамен… У-у, как страшно звучит! А на деле еще страшнее. Учится твой ребеночек, учится, старается, а потом – бац! И подготовка к этому самому…
Учителя в школе заявили честно: «Мы вас к ЕГЭ подготовить не сможем, там другие требования и принципы. Вот вам пособия, можете сами, а можете специальных репетиторов нанимать, которые на эти экзамены натаскивают». Моя дочь училась хорошо – не без троек, конечно, точные науки ее, как говорила наша няня, «не обожали». Ну, а она их. Взаимная неприязнь – вот на этой почве и тройки, а то и двойки. В девятом классе совсем эта взаимная неприязнь достигла враждебного противостояния (не с учительницами, а именно с науками), и на помощь была призвана выпускница мехмата Ира, которая не могла найти работу по профессии и с удовольствием репетиторствовала за небольшие деньги. Так что сладили. Но в одиннадцатом классе начался ад.
Катя моя всегда сама к урокам готовилась, это с детства, прямо с первого класса повелось. Однажды – Катя где-то в классе четвертом на тот момент училась, по-моему, – прихожу домой, а муж мой (я замужем была) вдруг, грозно сверкая очами, спрашивает: «Почему ты с ней математику не делаешь?» («Ой! – мысленно испугалась я. – А правда, почему?») И такое чувство вины меня охватило! Ведь другие мамы сидят со своими детками за столами, все у них проверяют в их домашних заданиях, чтобы не подкопаться, а я и в дневник не каждую неделю заглядывала (он, кстати, тоже). Постояла я так в прихожей какое-то время в столбняке от открытия, что я плохая мать и не уделяю доченьке своей положенного внимания, потом столбняк стал проходить, кровь зациркулировала, стала доставлять нужные вещества в мозг, и он с трудом, но начал функционировать. «А зачем мне с ней заниматься? Она все сама делает и пятерки получает. Она ответственная». – «Нет, – настаивал муж. – Ты должна с ней сидеть, когда она домашнее задание делает». Я увидела, что он был настроен на долгую и страстную дискуссию, а я эти дискуссии плохо переносила, поэтому сама пошла в наступление: «Да это самое ценное, когда ребенок сам все делает, а не потому, что у него над душой сидят родители. И я всегда сама уроки делала! И никто меня не проверял! И она сама все делать будет! Попросит помощи – поможем, если сможем!» Дискуссия не состоялась, я победила, у меня голос громкий и эмоции быстро включаются.
Ознакомительная версия.
