Зрители пьесу принимали плохо. К середине действия нас стали закидывать, видимо, заранее захваченными гнилыми овощами. В меня шмякнулся раскисший соленый огурец и платье потекло. Мы растерялись. Хармс из-за кулис умолял продолжать. Введенский прокричал публике, что скоро заканчиваем и просил собравшихся утихомириться. Кое-как довели пьесу до конца. Аплодисменты были жидкие. С киночаса многие ушли. А поздно вечером обэриуты собрались на срочное заседание. Они анализировали причину провала. В конце Хармс сказал:
— Подождите, нас поймут, а сыграно было великолепно.
Введенский, провожая Нюру домой, заметил:
— Даниил — мудрый судия.
Свадьба Александра и Нюры была обычной для того времени, но ребята расцветили ее, как смогли. Саше было — 23, а Ане — 21. Мир улыбался им. Нюра просыпалась и засыпала с шуткой, и вихрь ее дней был заполнен смеющимися лицами, искрометными парадоксами и афоризмами, стихотворными дуэлями, беззаботностью. И каждый день был неповторимым. Днем Даня, Саша и Аня сходили в ЗАГС. На вопрос регистраторши, как фамилия невесты, Введенский изобразил на лице испуг, сделал вид, что не знает и стал спрашивать у Хармса. Тот недоуменно пожал плечами, чем ввел в замешательство официальное лицо.
— Сколько вы знакомы? — грозно спросило лицо.
Введенский стал подсчитывать, что три дня на этой неделе, да на той… кажется, один. Хармс замахал руками и завопил, что на этой неделе один день…
— Да они смеются, — развеселилась Нюра.
— Нашли место для шуток, — официальное лицо было рассержено.
Когда настала очередь уплаты гербового сбора, начались тревожные поиски денег во всех карманах. У Хармса их было великое, но медное множество. С горем и смехом пополам наскребли мелочью необходимую сумму. Пересчитывая и сбиваясь, наконец, отдали регистраторше. Потом, уже на улице Хармс заявил, что он сжулил и на сэкономленные деньги попросил купить ему лишнее пирожное.
Наконец, была произнесена долгожданная фраза:
— Брак считается состоявшимся! К заведующему за подписью и печатью!
Дома, выяснив, чего не хватает для свадебного ужина, Нюра помчалась в магазин. А Хармс и Введенский решили разукрасить комнату — стали рисовать на стенах картины о счастье влюбленных: восходящее солнце освещало счастливую пару, а ниже стилизованные молодожены сплелись в нежном поцелуе… печатными буквами Хармс вывел:
Единожды одна -
На век — твоя жена!
А Введенский сбоку приписал:
Любовь не учат в школе -
Детишек нам поболе.
Вскоре после свадьбы Нюры и Александра Хармс выпустил свою первую детскую книжку. Он подарил ее друзьям с такой надписью: "Не скажу ВАМ до свиданья, получу сполна с ВАС дань я, остаюсь ВАШ верный Даня.1928".
Когда собирались дома у Михаила Кузьмина, обычно пели "Боже царя храни". Монархизм Введенского был довольно своеобразным — он говорил, что при наследственной власти у ее кормила случайно может оказаться и порядочный человек. Нюра прекратила шатания и разброд.
— Или я, или они, — сказала она Александру.
Он не спорил.
В это время Хармс разошелся с Эстер, и с Конюшенной, где они жили, переехал на Надеждинскую. Он писал:
все все все деревья пиф
все все все каменья паф
вся вся вся природа пуф
все все все девицы пиф
все все все мужчины паф
вся вся вся женитьба пуф
все все все славяне пиф
все все все евреи паф
вся вся вся Россия пуф
Хармс часто заходил по вечерам в бильярдную Дома печати. Он выделался подчеркнутой изысканностью и тщательностью в одежде, и резко отличался от большинства завсегдатаев. Хармс играл на бильярде легко, элегантно и непринужденно. Казалось, он раскатывал и скатывал шары, как слова, а круглые и звонкие слова посылал, как шары, на место метким прицельным ударом кия. В бильярдной его называли не иначе, как Мистер-Твистер. Много позже это имя использовал С. Маршак для своего персонажа.
Народный дом на Кронверском проспекте недалеко от дома на Съезжинской, где жил Введенский, был излюбленным местом гулянья студентов и людей попроще. Там высились два огромных театральных здания, ресторан, кафе, закусочные и всевозможные аттракционы, силомеры, тиры с призами, комнаты смеха. Из аттракционов огромным успехом пользовались Чертово колесо и Американские горы. Смех доносился со всех сторон. Но особенно визжали на горках. Ощущение было сильное, вагонетки летели вверх, а потом сразу падали вниз и, почти перевернувшись, куда-то вбок. Визг стоял такой, что в студенческом общежитии напротив заниматься было невозможно. Сидели в вагончиках по два человека на скамейке. Самые страшные места были первые и последние.
Хармс и Введенский любили приходить компанией и таскать сюда девчонок. Наиболее интересно было заманить девушек, которые не знали, что это такое. Прелесть кататься в воплях и визге сидящей рядом спутницы. После "американки" Александр приглашал обычно всех в тир, метко стрелял, брал призы и тут же раздаривал выигранные самовары, куклы, вазы, а то и бутылки шампанского. Потом все шли перекусить в ресторан Народного дома. Девушкам не полагалось знать, что платил в ресторане тот, чья спутница вела себя на горках тише других. Хармс всегда был в выигрыше. Девушки, с которыми приходил Хармс, оглашали воплями и визгом Петроградскую сторону.
Хармс умел и любил показывать фокусы. Нехитрый реквизит у него всегда был с собой, а показ Даниил начинал без рекламы и объявлений, что это фокус, а просто так, в процессе разговора. Что-то доставал, предлагал посмотреть, а когда собеседник протягивал руку, чтобы взять предмет, тот бесследно исчезал, причем куда и как, было совершенно неясно.
— Мне бы овладеть этим искусством, — сокрушался Введенский, — как бы я играть в карты стал!
Коронным номером Хармса был фокус с блестящим шариком. Шарик появлялся на ладони, потом пропадал, но после взмаха оказывался между пальцами. Хармс дул на шарик и он раздваивался. Взмах руки — и между пальцами три шарика. Даниил показывал всем другую пустую руку, накрывая ею шарики. Пас — и на ладони лежит большое куриное яйцо. Даня поднимает яйцо к зрителям, а зрители обычно обступали его со всех сторон, на глазах у всех разбивает, очищает от скорлупы, достает из кармана солонку и… медленно жуя, съедает. Казалось бы, фокус показан полностью, но Хармс пристально смотрит на свою левую руку и делает вращательное движение большим пальцем. Резко правой он хватает большой палец и отрывает его. На руке четыре пальца, а оторванный отправляется в рот, и Даня жует так же долго, как яйцо. Эффект был потрясающий. Но что-то мешает Хармсу, он открывает рот и вынимает … блестящий шарик.
